Степной ветер

Отец вышел из комнаты в полном казачьем обмундировании, постукивая себя по бедру нагайкой – плетью, сложенной пополам. Мишка знал, что на кончике плети приделано грузило. Такой можно и ранить сильно, и даже убить при определенной сноровке.

– Ух ты! – в восхищении замер Потапыч. – Какой ты важный!

Отец поправил папаху, сдвинув ее чуть набекрень, и глянул в зеркало. Подкрутил несуществующий ус и хмыкнул.

– Так, поросенок! Надевай чистую футболку, ту, синюю, и чеши к тетке на кухню в подсобники. Искупишь злодеяния тяжким трудом. Она зашивается. Гришка притащил целый жбан отменных раков. Все утро по камышам ползал. И чебаков здоровущих наловил. Будем потчевать столичных гостей. Кто-то еще из администрации приедет. – Он притопнул ногой в сапоге и пропел или, вернее, проговорил речитативом:

Черкес молодой, чернобровый.
У черкеса кинжал новый.
Кинжал новый в грудь вопьется.
По кинжалу кровь польется…

Мишка слушал, открыв рот.

– Всё, концерт окончен! – посерьезнел отец. – Беги, кому говорю!

– Пап, а ты куда сейчас?

– На конезавод. Они хотят поснимать, когда я что-нибудь из джигитовки покажу.

Около конезавода располагались левады – огороженные искусственные пастбища для лошадей, загоны для объездки лошадей и для отцовских тренировок.

– Можно, я с тобой? – оживился Мишка. – Я так хочу посмотреть!

– К тетке! – показал отец в сторону кухни нагайкой. – Живо!

– А шашка? – напомнил сын, улыбаясь.

– Ах ты, елки-палки! – схватился за левый бок отец, там, где должна была висеть шашка. – Тетка ее запрятала в своих кухонных лабиринтах. Пойдем вызволять.

Мишка бросился вслед за отцом, не поспевая за его быстрым шагом.

Высунулся с террасы дядя Гриша в мокрой майке и «семейных», желтых в красный цветочек, трусах.

– Ха-арош! – поцокал он языком.

– Вот. – Тетка выбежала из кухни, обтирая старинную шашку передником. Понаблюдала, как отец вешает ее на плечевой портупее. – Настоящий кубанский казак!

– Мы на Дону живем, – встряла Ленка. – Значит, донские казаки.

– Кубанские мы! – отмахнулась тетка. – Иди за картошкой следи, чтобы не убежала.

Отец почти незаметным движением взлетел на Горца и поскакал к калитке, уворачиваясь от яблоневых веток. Мишка помчался следом.

– Куда?! А помогать кто будет? – крикнула тетка.

– Я до калитки только, – буркнул Потапыч на бегу.

За калиткой на дороге сразу откуда-то появился любопытный народ, глядя вслед невесть откуда взявшемуся казаку, словно привидение проскакавшему по дороге. Черный конь взбивал теплую пыль копытами.

– Михаи-ил! – позвал дядя Гриша раздраженно.

Потапыч понял: в этот раз не увильнуть. А когда приплелся на кухню, замер от восторга. Весь пол покрывала шевелящаяся коричнево-зеленая масса с клешнями и усиками. Рачье войско выбралось из большой кадушки, пока все любовались отцом с шашкой, и собиралось сражаться за свою жизнь.

Тетка забралась на стул: она терпеть не могла клешненогих. Ленка тоже взгромоздилась на тахту, хотя ничуть не боялась. Юрка, как всегда, затаился в саду с очередной библиотечной книжкой, которых он перечитал уйму. Дядя Гриша остался один на один с шуршащим полчищем, и численный перевес был не на его стороне. Потому он так нервно и звал Мишку.

– Собирай этих тварей! – Он явно проглотил еще несколько ругательств, обращенных к ракообразным. – Смотри, чтоб под тахту не залезли! Да быстрей же ты, господи!

Мишка любил есть раков, но в сыром и шевелящемся виде они вызывали у него отвращение. И все-таки за полчаса сражения они с дядей выиграли бой и сели рядышком на тахте, бок о бок, потные и счастливые.

Однако счастье длилось недолго.

– Что вы расселись?! – Тетка вернулась к плите. – Гришка, давай раков своих вари и угли делай для шашлыка. Мишка, дуй в огород – морковки надо, помидоров, огурцов, зелени, лука.

– Какая ж морковка в это время года? – Потапыч тянул время.

– Такая. На грядке, где я под зиму сеяла. Что ты кобенишься? Что мы гостям покажем, твою унылую физиономию или стол с угощением?

Пробираясь среди двухметровых зарослей помидоров, как в джунглях, Мишка продолжал мысленно спорить с теткой.

– «Что мы им покажем»! – передразнил он ее, очень похоже состроив гримасу. – Они не смотреть, а есть придут.

Он сорвал розовый помидор и сунул его в корзинку, которой снарядила его тетка. Помидорная ботва на солнце пахла так сильно, аж в носу щипало. Мишка чихнул и стал дергать из грядки морковь с косматой ботвой, толстую, с белесыми ниточками корней, оплетавших оранжевый плод. Земля в грядках, как ни поливали, оставалась сухой и к плодам почти не прилипала.

Огурцы искололи все руки своими черными шипами, на которых по утрам, как на антеннах, выступала лишняя влага, и они блестели, словно унизанные бриллиантами.

«Почему тетя Вера сказала, что мы кубанские казаки? – размышлял он, выдергивая с корнем лохматый дымчато-зеленый укроп. – Его с раками хорошо… – Поглядев на зелень, Мишка сглотнул слюну в предвкушении запоздавшего обеда. – Ленка-то права. Живем ведь на Дону. Но у местных казаков форма вроде другая».