Степная радуга(Повесть-быль)

— Какой там — бог! Мотается по селам, как ломовая лошадь. Без сна, без еды, без приюта. Хоть бы на часок в родной угол завернул. Где там! Сегодня, сказывали, будет. А все нет и нет. Уж не оказия ли какая стряслась? Беспокоюсь.

— Напрасные опасения, тетя Поля. Он теперь без охраны — никуда. Берегут его как представителя власти…

В воздухе снова затарахтел аэроплан.

— Вернулся, пират ненасытный! — боязливо глянула в небо Пелагея и потянула племянника за рукав. — Айда в избу, а то еще бомбу бросит…

Последние слова ее заглушил грохот взрыва. Крыльцо дрогнуло, заскрипели стропила на чердаке. Пелагея присела со страха, руками голову обхватила.

— Где-то в лугах за Ериком бабахнуло, — предположил Михаил Емельянов. — В самую точку бросает…

— За Ериком, говоришь? Так там же наши! Обоз хлебный. И Дуняша с ними, — застонала Пелагея.

— Успокойтесь. Дуняша с ними не поехала. Я только что у большого амбара ее встретил. Так что волноваться не стоит.

— Как же не волноваться-то? Дуняша не поехала, так в обозе другие нашенские мужики. И хлеба много… Вот напасть-то!

— Причитаниями, тетя Поля, не поможешь. Что случилось — того не воротишь. Пойдемте-ка лучше в избу щи хлебать, — повеселевшим голосом произнес племянник. — Помню, вкуснее ваших горячих щец не едал в детстве. Мастерица, каких поискать! А я сегодня способен целый чугунок опорожнить. Проголодался, как волк.

Пелагея повела племянника в избу.

— Не всякая бомба, чай, попадает, куда метит? — спросила она. — Как ты думаешь?

— Всякое может быть, — уклончиво ответил племянник.

Хозяйка пошарила ухватом в печи, вынула на шесток огромный чугун, налила полное блюдо щей. Потом нарезала ломтями ржаной каравай и понесла все это племяннику в горницу. Он выбрал самый большой ломоть и, схватив деревянную ложку, с жадностью набросился на еду.

— И впрямь, видно, голоден, — заметила Пелагея. — Да ты не спеши. Мало будет — еще подолью. Я для Архипа готовила. Раз не приехал — тебе больше достанется. К нам-то ты, Миша, пожаловал по делу какому али просто так?

— Просто так. Погощу денек, родных навещу — и в Балаково. У меня там, как и у дяди Архипа, пост важный. На весь уезд заворачиваю.

— Вот и славно. Выходит, все вы — и ты, и Архип, и Дуня с мужем — при Советской власти в люди вышли, к хорошему делу приспособились. Рада за тебя, Миша.

— Потолковать бы хотелось с дядей Архипом. Жаль, не застал.

— Задержался где-то. Може, и приедет еще.

— Хорошо бы. Предупредить хотел об одной опасности. Белые почти всю округу себе подчинили. У них вон, сами только что были очевидцем, и аэропланы, и пушки, и кавалерия большая. Без оружия против них не устоять. Запасся дядя Архип хотя бы винтовками-то?

— А как же, привез какие-то ружья.

— И давно?

— Да сразу же после балаковской смуты.

— Ну, это уже хорошо! — оживился племянник. — Главная сейчас задача — упрятать оружие как можно секретнее. Вы где его сложили?

— Да у нас на… — У Пелагеи осекся голос. — Не могу я про это. Дуняша наказала — ни единой душе.

— От родного племянника — и секреты! Даже как-то обидно, тетя Поля. Мог бы вам советом помочь, как лучше оружие припрятать. Много ли его?

— И про это не велено говорить. Ты уж извини меня, Миша, никому не сказываю. Оружие для особого случая предназначено.

— Понимаю, понимаю, — согласно кивнул племянник. — Хвалю. Умеете хранить революционную тайну. Героиня вы у меня, тетя Поля! Налейте-ка еще щец погуще! Аппетитные они у вас, душистые. Того и гляди — вместе с блюдом проглочу.

Пелагея взялась за половник. Но зачерпнуть щей из чугуна не успела — с улицы донесся копытный цокот. Бросила половник, побежала к окну. Архип Назарович, спрыгнув с коня, привязывал поводья к воротному столбу. Лицо веселое. Широкий ремень, к которому подвешана деревянная кобура, отсвечивает на солнце. Портупея болтается на боку.

— Архипушка мой заявился! Вот радость-то…

Пелагея метнулась к двери. Племянник тоже выскочил из-за стола, опасливо сунул руку в карман пиджака.

Она проворно сбежала с крыльца, прижалась к груди мужа. Ладони ее ласково гладили гимнастерку, обхватывали смеющееся лицо Архипа, притягивали к себе.

— Целехонек… Какой и был… А я-то, глупая, чего только не передумала…

— Ну вот, опять слезы. На мокром месте глаза у тебя, Полюшка, — нежно журил ее Архип. — Видишь же — жив, здоров, того и тебе желаю!

— Где задержался-то?

— На Волге. Баржу грузили. Дуняша у нас молодчина! Столько хлеба городу наскребла — всей волости, доложу тебе, нос утерла. Приехал вот поздравить.

— Аэроплан тут пролетал. За Казатом где-то бабахнул так, что стекла задрожали…

— Промахнулся. В стороне от моста взорвалась бомба, вреда обозу не причинила. Но, видно, кто-то из местных, доложу тебе, был связан с налетчиком — точно знал, негодяй, куда лететь, удобное время выбрал. Не укройся мужики в лесу, недосчитались бы многих товарищей…

— Ну, слава богу, все благополучно обошлось! — вздохнула Пелагея и сообщила мужу: — А у нас родственник в доме. И не угадаешь кто.

— Уж не Архип ли Дуняшкин на побывку пожаловал?

— Так и знала — ошибешься. Племянник наш, Миша Емельянов, тебя в горнице дожидается…