Степная радуга(Повесть-быль)

И он, изловчившись, со всего маха ударил Архипа. Но в ответ получил такую увесистую оплеуху, что едва на ногах устоял.

Толпа у завалинки быстро рассеялась. Осталась лишь голубоглазая девушка, из-за которой, собственно, и ввязался Архип в драку. Он подошел к ней, сказал приветливо:

— Вас, слышал, Дуняшей зовут? А я — Архип. Прошу любить и жаловать.

— Так уж сразу и любить? Какой прыткий! — засмеялась она.

— Для начала могу проводить до дома. А то, чего доброго, драчливый вояка, зализав раны, вновь возвратится. А мне, признаюсь, встречаться с ним не очень-то приятно.

— И мне тоже…

Они вместе дошли до ее дома. Прощаясь, Дуняша сказала Архипу:

— Хритька вам такого вовек не простит.

— Плевал я на этого франта Хритьку и на его папаху!

— Не храбритесь особенно. У Хритьки Агеева полдеревни в приятелях. Как бы не подкараулили они вас…

— Не таких обламывал…

Однако сын старосты молельной Хритька Агеев и его дружки-приятели решили больше не связываться с Архипом, оставили его в покое. А Хритька, встретившись с ним на улице, даже предложил мировую.

— Стоит ли камень за пазухой держать? — сказал он Архипу. — Из-за пустяка полезли в драку. Сдалась тебе эта Дунька! Она хоть и характером горда, а у самой — ни кола ни двора. Они с сестренкой Танькой напересменку одни и те же валенки топчут. Голь несусветная! На кой шут нам такие пироги! Мы с тобой можем славно гульнуть сегодня на вечеринке у Наськи Вечериной. Сама меня пригласила и тебе велела сказать. Вот это общество! Пальчики оближешь. Самые франтовые девки там будут. Не сопливой Дуньке чета!

— Отвяжись, — ответил Архип и не стал больше разговаривать с нахальным Хритькой.

С Дуняшей Архип встречался частенько: то у колодца перед домом, то вечером на гулянках, то в толпе зевак, наблюдавших за уличными кулачными боями, то в сельской кузне, куда он ходил помогать кузнецу. Встретятся, переглянутся, улыбнутся друг другу по-приятельски и разойдутся молча.

Как-то Архип набрался смелости постучать вечером в окно калягинской избушки. Надеялся, что Дуняша выглянет на улицу. Но на крыльце показался мужчина, похожий на фельдшера, — с маленькой бородкой, смуглолицый и горбоносый. С плеч его свисало черное, небрежно накинутое пальто, и обут он был на босу ногу.

Мужчина ничуть не изумился неожиданному гостю, глянул на него приветливо. Голубизна его глаз показалась Архипу удивительно знакомой — не иначе отец Дуняши, сельский писарь.

— Милости просим! — пригласил хозяин.

Архип последовал за ним в сени и только тут заметил, что писарь шагает несколько странной, прыгающей походкой, прихрамывает, касаясь пола не всей ступней правой ноги, а лишь кончиками носка. Туфля, сползая с пятки, часто-часто шлепала по половице.

Архип не успел еще представиться Дуниному отцу, как тот сказал:

— Вы, я так понимаю, племянник Ефима Иваныча? Как же, как же, знаю. Истинное наслаждение испытал, видя вас в кулачном бою! А от Дуняшки слышал, как вы Хритьку под орех разделали. Благодарить вас должен, что дочь в обиду не дали… Меня, между прочим, Архипом Назарычем звать.

— А я Архип Спиридонович.

— Выходит, тезки, — улыбнулся Дуняшин отец. — Архип Архипа видит издалека, как рыбак рыбака. Не так ли? — И, переступив порог кухни, позвал: — Дуняша! Встречай гостя нежданного…

Дуняша вышла навстречу в нарядном платье, с цветастым платком на плечах. Смущенно кивнула Архипу. А он ответил поклоном.

— А мы чаевничать собрались, — сказала Дуняша. — Рады будем, если и вы, Архип Спиридонович, с нами…

Хозяин принял от гостя пальто и повесил его в угол за печкой. Потом проводил Архипа в горницу, усадил за стол, поставил перед ним блюдце с чашкой.

Дуняшина мать, Пелагея Яковлевна, принесла самовар и стала разливать чай.

Архип прихлебывал из блюдца, осматривал комнату. Вещей в ней немного. Массивный комод и две кровати заняли почти всю площадь, оставив место лишь для стола. Часть стены за голландкой прикрыта занавеской.

Под низким потолком — тусклая лампа с матерчатым колпаком, фикус в углу, а под ним — гармошка. Хозяин пояснил:

— От юных лет уцелела, голосистая. Первым гармонистом на деревне числился. У наших ворот всегда шумел хоровод.

— А меня дядя Прохор, отцов приятель, музыке обучил. Любил старик книжки и песни всякие.

— Вот и сыграли бы, Архип Спиридонович, для нашего застолья. Всякая душа музыке рада.

Дунин отец потянулся из-за стола за гармошкой под фикусом. Неосторожно задел ногой табурет. Застонал от боли.

— Ах, негодная! — Он, морщась, сжал ладонями потревоженную ногу. — Непременно на что-нибудь наткнется, о себе напомнит. Хворь — не свой брат, всякий раз врага ищет. Зудит, старая карга, — спасу нет!

— И давно это у вас? — спросил Архип.