– Решил навестить страдающего друга, – непринужденно ответил Пэйджит. – Кто видел Марка Ренсома последнее время?
Боковым зрением он заметил, что Марни Шарп поджала губы.
– Медэксперт его видит, – ответил Брукс. – Как раз сейчас, когда мы с тобой разговариваем. А ты как я погляжу, уже познакомился с Марни.
– Да, только что.
– Садитесь, пожалуйста, вы, Марни, и ты, Кристофер. Марни будет вести дело от нашего офиса. – Быстро взглянув на Шарп, Брукс добавил: – Мы с Крисом – старые друзья.
Пэйджит понял, что слова прокурора предназначены для передачи некоей личности и что ему следует разделять почтение к тому, кто дал деньги на избирательную кампанию Брукса. Добродушные реверансы Брукса в чей-то адрес были естественны и привычны – даже в их городе либеральных нравов нужно немало средств, чтобы негр, даже такой умный и дипломатичный, как Брукс, победил на выборах и занял пост блюстителя порядка и закона. Но появление Марни Шарп – это было что-то новенькое. Пэйджит достаточно хорошо знал сотрудников прокурора – Шарп в отделе убийств не работала. Значит, за прошедшие немногие часы Брукс уже наметил план работы по делу Марии Карелли и счел за благо привлечь к этой работе женщину-обвинителя.
Как будто прочитав мысли приятеля, Брукс сказал:
– Марни из отдела изнасилований. Она, как никто другой, может прочувствовать все нюансы дела.
Изящный ход, подумал Пэйджит: обвинитель, имеющий полное право заявить, что в состоянии отождествить себя с Марией как с возможной жертвой, этот же обвинитель способен смягчить суровость приговора, если он станет итогом расследования.
– Ты хорошо чувствуешь ситуацию, – заметил он ровным голосом.
Брукс улыбнулся как бы в благодарность за комплимент.
Нечто в этой улыбке напоминало Пэйджиту: к добродушию прокурора примешивается и что-то от сентиментальности палача. Отношение к Пэйджиту, к Марии и даже давление, которое будет оказываться на Марни Шарп, будут определяться обстоятельствами Брукса. Улыбка прокурора погасла:
– Так что же ты делаешь здесь?
– Мисс Карелли – мой друг.
– Ах да, конечно, – кивнул Брукс. – Дело Ласко. Пэйджит почувствовал настороженно-подозрительный взгляд Шарп, которая не спускала глаз с обоих мужчин.
– Надеюсь, – сказал он, – вы представляете, что для нее это травма. Сама по себе затяжка дела – даже без учета общественного резонанса – может привести к очень нежелательным последствиям.
– Попали в переплет, – согласился Брукс. – Полагаю, ты уже сказал ей, как мало нам радости от подобного дела.
– Разумеется. Но для нее это достойное внимания обстоятельство – слабое утешение. Она избита; защищаясь от изнасилования, вынуждена была убить человека; брошена в тюрьму. Над первыми двумя обстоятельствами ты не властен. Третье от тебя зависит.
Прокурор предостерегающе выставил ладонь:
– Пойми одно. Мы не собираемся держать ее в камере с алкашами. У нее будет тот комфорт, какой можно создать здесь.
– Вот именно, ключевое слово "здесь". – Пэйджит посмотрел на него оценивающим взглядом. – Она под арестом. В течение сорока восьми часов вы должны либо предъявить ей обвинение, либо отпустить. Но вы сможете в любой момент снова арестовать ее. Что бы ни произошло в эти сорок восемь часов, на суть происшедшего это никак не повлияет. И заставлять такого человека, как Мария Карелли, ждать два дня в тюряге – плохая практика и никудышная политика.
Брукс развел руками:
– Нам надо быть осторожными, Крис. На втором этаже у нас труп. А вчера вечером, останавливаясь во "Флуде", он был самым знаменитым среди ныне живущих писателей Америки.
Вовлекая Шарп в разговор, Пэйджит повернулся к ней:
– Сколько книг Ренсома вы прочитали?
Она молча смотрела на него.
– Несколько книг, – ответил за нее Брукс.
– В таком случае, – продолжал Пэйджит, не отводя взгляда от Шарп, – почему вас удивляет, что Ренсом пытался кого-то изнасиловать? Немало начитанных женщин по всей стране, узнав об этом, нисколько бы не удивились.
В Шарп чувствовалась какая-то внутренняя напряженность. Что-то не особенно заметно в тебе, голубушка, сочувствие ближнему, подумал он. Значит, трудно будет иметь с тобой дело. И теперь лишь суд, если они туда обратятся, даст ему какие-то возможности.
– Мы должны исходить из фактов, – ответила она. – А не из того, что он мог написать. Или собирался написать.
– А они приводят нас, – спокойно добавил Брукс, – к той страшной кассете, касающейся Лауры Чейз и сенатора Кольта.
Он помолчал.
– Миллионы людей все еще любят этого человека. В их числе и я.
– Насколько помнится, ты встречался с ним, – заметил Пэйджит.
– Я агитировал за его избрание. – Прокурор покачал головой. – Когда его самолет разбился, два моих приятеля и я проехали на машине три тысячи миль через всю страну в состоянии шока, чтобы участвовать в похоронах. Как будто не могли расстаться с ним. – Он пристально взглянул на Пэйджита. – Вся страна, – мягко добавил он, – не хотела расстаться с ним.