Степень вины

– Он сбросил мои руки, потом положил их себе на колени, которые были уже между моих ног. Опустив взгляд, рассматривал себя. Он не шевелился, и это меня пугало. И я не двигалась, лежала, затаив дыхание. Был безумный момент, когда мне пришло в голову, что он может убить меня. Потому что из-за меня потерпел неудачу. – Линтон вздрогнула от холода. – Потом, не говоря ни слова, он собрал одежду и спустился вниз. Я лежала час за часом, невольница в доме своего дяди, прислушивалась к звукам снизу. Взошло солнце, полосы света упали на кровать. Иногда слышала его шаги на каменном полу. Единственное, на что я была способна, – молить Бога, чтобы он уехал, не пытаясь снова иметь меня. – Линтон помолчала. – Потом услышала, что он поднимается наверх.

Терри представилось: шаги Ренсома, поднимающегося по лестнице, и она ждет его появления, как ждала когда-то мисс Линтон.

– Я натянула простыни на плечи, – продолжала Линтон. – Когда подняла глаза, увидела его стоящим в ногах кровати. Взгляд его был необычен: и смущенный, и злой, и испуганный. Он смотрел на меня так, будто я пыталась уничтожить его. И снова я подумала, что он убьет меня. Он приблизился. Сел на кровать, закрыл мне рот ладонью и прошептал: "Не смей никому рассказывать". Я уставилась на него, потом кивнула. Он смотрел в мои глаза, как будто не мог решить: верить ли мне. Потом снова прошептал: "Хорошо. Раньше со мной такого не было!" Я не знала: о чем он. Потом поняла. – Линтон медленно покачала головой. – Он просил меня, – с тихой печалью проронила она, – молчать не об изнасиловании, а о его неудаче.

Терри не произнесла ни слова. Когда ее спутница заговорила снова, в голосе слышалось изумление:

– Даже в тот момент он думал только о себе. И ушел, не сказал больше ничего.

Терри повернулась к ней:

– Что вы делали после?

– Оделась и села писать, как будто был обычный день. Прошел час, а я все еще сидела перед чистым листом бумаги. – Она помедлила. – В эпизоде, который я пыталась описать, мужчина и женщина занимались любовью. Несколько дней работа над книгой не двигалась. Я оставалась здесь, тратила время впустую, пытаясь писать разные эпизоды. На самом деле просто хотелось забыться, уйдя с головой в работу. Ничто не помогало. Марк Ренсом что-то убил во мне – в моей жизни, в моей способности писать.

– Вы никогда никому об этом не рассказывали?

– Я просто не могла, – произнесла Линтон ровным голосом. – Вышли бы только неприятности. Где-то в глубине души была почему-то уверенность, что я позволила ему это. Потом, когда уехала отсюда, появилось ощущение, что ничего не произошло. – Она снова покачала головой. – Как вы говорили, я просто упрятала это поглубже в свое сознание. Иногда только по тому, как старательно я избегала Ренсома, осознавала, что это было на самом деле. Поэтому я не чувствовала себя оскверненной и опозоренной.

– А ваш друг?

– Мы порвали. Прежде мне казалось, что мы могли бы сблизиться – эмоционально. Но я не сделала ни шагу навстречу ему.

Терри размышляла над сказанным. Наконец спросила:

– Вам не хотелось рассказать ему об этом?

– Иногда. Но мне трудно было себе представить, как это сделать. Он был юристом. В том, что касалось его собственных чувств, – робок, нерешителен, но когда речь заходит о правах другого – тут он был агрессивен и неуступчив. И к тому, что случилось из-за Марка Ренсома, он отнесся бы с излишней горячностью. – Голос у Линтон был усталый, безнадежный. – Иногда мне кажется, что мужчины и женщины по-разному смотрят на такие вещи. Терри изучала ее лицо.

– А книга? Что с ней?

– Это книга о нем и обо мне. О нас, но только в лучших, более мудрых версиях. Как и многие писатели, в воображении я благоустраиваю мир, делаю жизнь и людей такими, какими мне хочется их видеть. Включая и себя.

– И вы снова пытаетесь писать?

– Да. Но работа плохо подвигается. – На ее губах вновь заиграла горькая усмешка. – Кажется, у меня уже нет необходимого вкуса. А может быть, прав Марк Ренсом: я писатель малой прозы – "маленькие люди, маленькие чувства, маленькие рассказы".

После паузы Терри спросила:

– Как называется роман?

– Теперь? Никак. А когда Марк Ренсом читал его, назывался "Поиски счастья".

Глаза женщины странно заблестели.

– Кажется, мне уже не быть счастливой, какой я была раньше.

Терри, не зная, что сказать или сделать, коснулась ее плеча.

– Марси, – мягко произнесла она, – вам не надо давать показания. Никто никогда не узнает об этом.

Некоторое время Линтон смотрела на нее, потом сказала с прежним спокойствием:

– Нет. Наверное, мне никогда уже не закончить "Поиски счастья". Но если я дам показания, может быть, кто-нибудь еще поймет, почему я так рада смерти Марка Ренсома.

5

– Ужасная история, – сказал Пэйджит.