Степень вины

Печаль и даже тоску потери уловила Терри в голосе женщины. Та пожала плечами – как бы в ответ на свои собственные невысказанные мысли.

– Вы кофе с чем будете пить?

Терри вспомнила Мелиссу Раппапорт, которая, чтобы оттянуть разговор о Марке Ренсоме, вызвалась варить кофе. Даже здесь, где Ренсом побывал лишь однажды, Терри чувствовала его незримое присутствие, нарушающее покой этого дома, заставляющее Марси Линтон хранить у себя ружье.

– Ни с чем, просто черный. Спасибо. Хозяйка исчезла.

Терри села на диван за тяжелый дубовый кофейный столик. На его нижней полке лежали два тома поэзии, массивная книга об импрессионистах и альбом фотографий Джорджии О'Киф[30], выполненных Стиглицем[31] среди них – несколько фотографий, где она позировала обнаженной. Книги, несущие в себе городскую изнеженность с налетом женской чувственности, должны были смягчить суровый мужской интерьер комнаты.

Вернувшись, Марси говорила суше, деловым тоном. В ее голосе не было ничего от раппапортовской горестной иронии интеллектуалки; рассказывая, она как будто разбирала завалы памяти в поисках ключа к происшедшему. Протянув кружку Терри, она села в массивное кресло напротив.

– Итак, – спросила она, – я должна буду давать показания?

– Только если захотите. – Подумав, Терри добавила: – Мы не можем заставить вас.

Ее собеседница размышляла над сказанным. Наконец подытожила:

– Но единственная возможность помочь – это выступить свидетелем. – Голос был размеренным и приглушенным.

– Да, – ответила Терри, – к сожалению, только так.

Марси кивнула, кивнула своим мыслям; было впечатление, что этим молчаливым жестом она утверждает истину в собственном сознании.

– На открытом процессе?

– Если судья Мастерс найдет, что это действительно имеет отношение к попытке Ренсома изнасиловать Марию Карелли. – Терри помолчала. – Если она намерена прекратить дело, тогда дача показаний, конечно, будет публичной – это в ее собственных интересах. Чтобы не было обвинений в пристрастности женщины-судьи.

Марси медленно потягивала кофе.

– Мне кажется, на судью так давят…

Фраза прозвучала устало, как будто сама мысль о том, что на кого-то оказывается слишком большое давление, лишала ее мужества. Терри впервые натолкнулась на новеллы Марси Линтон, листая "Нью-йоркер" в приемной акушерки; герои Линтон тратили больше времени на размышления, открывать ли дверь собственной квартиры, чем на все свои дела за этой дверью. Терри, отдававшая должное способности автора тонко чувствовать жизнь, считала, что робость и нерешительность ее героев оказывают пагубное воздействие на читателя – у нее было ощущение, что это чтение и ее лишает сил. Более того, глядя на писательницу сейчас, Терри чувствовала, что каким-то образом внутреннее состояние Линтон влияет и на нее, Терри, и она не вправе противиться этому.

– Давление испытывают все, кто участвует в процессе, – отозвалась наконец Терри. – И на вас тоже будет давление. У каждого в зале суда свои собственные интересы, и каждый готов бороться за них. Как и Крис, мой босс.

Она задумалась.

И Крис, пожалуй, больше всех.

Собеседница смотрела в пол.

– Как узнать, что делать в этой ситуации.

За этой откровенной фразой Терри почувствовала совершенно полное одиночество.

– Вы полагаете, – осторожно спросила она, – что мы могли бы обсудить это?

Та подняла на нее глаза:

– Ну а если я откажусь выступить свидетелем?

– Тогда все останется между нами. – Терри помолчала. – Останется в моей душе, как и все, что касается только меня. О чем я никогда ни с кем не говорю.

Марси Линтон изучала, казалось, лицо гостьи. Потом сказала просто:

– Давайте я расскажу вам, как все было.

И почему, подумала Терри, ты решилась на это.

Она сделала глубокий вдох, кивнула и, продолжая пить кофе, смотрела на сидевшую напротив женщину поверх кружки.

– Мне было двадцать четыре, – начала Марси, – за три года до этого я закончила Барнард[32]. Приехала сюда, чтобы писать роман, который надеюсь закончить только сейчас.

У последней фразы – горестный подтекст, подумала Терри. И поинтересовалась:

– А о чем он? Или это глупый вопрос?

– Не глупый – трудный. – Женщина снова принялась разглядывать свои ботинки. – Наверное, мое призвание – писать рассказы, а не романы. Некоторые просто не могут делать и то и другое. – Она подняла взгляд на Терри. – Марк Ренсом, конечно, мог…

Терри наблюдала. За внешним спокойствием собеседницы угадывалось внутреннее напряжение.

– Вы восхищались им?

– Как романистом – да. Наше восприятие жизни было совершенно разным, убеждения также не совпадали. Но во всех своих произведениях Ренсом – удивительный рассказчик, мастерски создающий характеры. Его герои, по крайней мере герои-мужчины, как будто из плоти и крови – он делал их такими, что на тысяче страниц они борются, дышат, дрожат от негодования, ярости, радости. – Марси покачала головой. – Мы совсем не походили друг на друга. Я думаю, подобного ему не было.

– Как вы встретились?