Степень доверия(Повесть о Вере Фигнер)

— Да ну! — смутился Соловьев.

— Нет, право, расскажи, это очень смешно, — просил Богданович.

— И ничего смешного, — сказал Соловьев.

— Очень даже смешно. Понимаешь, Верочка, возвращается однажды наш Саша с какой-то сходки к себе на нелегальную квартиру. И, как это бывает только с ним, забыл собственный адрес. Помнит только, что где-то на Васильевском острове. А уже ночь, деваться некуда, блукает от одного дома к другому, вдруг навстречу городовой. «Кто идет?». «Черт!» — отвечает Саша…

Хлопнула входная дверь. Богданович смолк, не договорив. Пришел Морозов, и все стали вслушиваться, что будет в соседней комнате. Соловьев все еще пытался ухватить зубами занозу.

— Дай-ка руку. — Вера отколола от воротничка булавку и начала ковырять ладонь Соловьева.

В соседней комнате слышались голоса — спокойный Морозова и возбужденный Иванчина-Писарева, но разобрать слова за дверью было невозможно.

— Вот и все. — Вера вытащила занозу и повернулась к Богдановичу. — Ну, и что дальше?

— Что дальше? — Богданович вслушивался в то, что происходит за дверью, и не понял вопроса.

— Городовой спрашивает: «Кто идет?», а Шура отвечает «Черт», — напомнила Вера.

— Да бог с ним, с чертом, это пусть он тебе сам расскажет. Тут есть кое-что поинтереснее. Пошел я сегодня в лавку за колбасой, смотрю, навстречу двое запряженных парами саней. Два мужика с вожжами в руках идут сбоку. Смазные сапоги, тулупы нараспашку, под тулупами длинные пиджаки, часы с цепочками, красные рубахи без галстуков. Смотрю — знакомые лица. «Здравствуйте, — говорю, — господа купцы! Откуда и куда путь держите?» — «Торгуем, барин, помаленьку, скупаем яйца и крупы, продаем всякий деревенский товар: сапоги, полушалки, деготь, свечи, подковные гвозди». Шапки сняли, кланяются, стрижены в скобку, волосы постным маслом помазаны. «Ах вы, — говорю, — чертовы сыны, а есть ли у вас свидетельство на право торговли?». — «Есть, ваше благородие, аж цельных два». — «А уж не липовые ли у вас эти свидетельства?». — «Так точно-с, ваше благородие, липовыя, и даже очень-с». — «А не занимаетесь ли вы кроме торговли чем-нибудь незаконным?». — «Занимаемся, господин хороший, еще как занимаемся. Пропаганду ведем середь мужичков-с, начальство местное обличаем-с, выискиваем всяческих недовольных».

— Да кто ж это такие были? — не выдержала Вера.

— Небось кто-нибудь из наших, — сказал Соловьев.

— Точно, угадал. Попов и Харизоменов. Оказывается, тут ими кишмя кишит вся губерния. Александр Первый ходит коробейником по деревням, Саша Михайлов живет у раскольников, вместе с ними расшибает лоб, хочет повернуть раскол лицом к революции.

— Кто этот Саша Михайлов? — спросила Вера.

— Ты разве с ним не знакома? — удивился Богданович. — Дворник говорил, что знает тебя.

— Так он и есть Дворник? — почему-то обрадовалась Вера. — Тот, который заикается немного?

Отворилась дверь в соседнюю комнату, и влетел красный как рак Морозов. Следом за ним вошел Иванчин-Писарев.

— Слыхали, что этот деятель придумал? — спросил он, кивая на Морозова.

— Расскажи, услышим, — сказал Богданович.

— Авантюрист, — кипятился Писарев, — Решил вместе со здешними гимназистами ухлопать какого-то пристава.

— Не решил, а советуюсь, — поправил Морозов.

— И советоваться нечего. Своя голова есть. Ну ладно эти гимназисты, они еще желторотые. Но ты…

Ты что, забыл, для чего ты здесь? Забыл о главной нашей задаче? Считаешь себя революционером, и опытным, в тюрьме сидел! Зачем тебе этот пристав понадобился?

— Этот пристав, между прочим, уже упек несколько человек ни за что ни про что в Сибирь и на этом останавливаться не желает.

— Все равно его трогать нельзя. Да стоит сделать даже пустую попытку, как немедленно сюда слетится Третье отделение в полном составе, перевернут вверх дном всю губернию, арестуют каждого мало-мальски подозрительного человека.

Морозов насупился:

— Когда Засулич стреляла в Трепова, мы приветствовали ее. Почему же мы должны помешать местной молодежи совершить то же самое?

— Потому, что мы предпринимаем дело более прочное и серьезное, — строго сказал Писарев. — И чтобы не провалить это дело, нужно быть очень осторожными. Завтра же скажи своим друзьям, пусть не вздумают ничего такого предпринимать.

— Ладно, — примирительно буркнул Морозов, — скажу.

Помолчали. Соловьев, не принимавший участия в разговоре и даже, казалось, не проявлявший к нему никакого интереса, поджег в самоваре щенки и стал раздувать огонь при помощи старого сапога. Богданович собрал очистки и высыпал в ведро, стоявшее в углу комнаты.

— Пойду пройдусь, — сказал Морозов и пошел к дверям.

— Возьмешь меня с собой? — спросила Вера.

— Пойдем. — Он сказал вроде бы равнодушно, но она видела, как радостно блеснули за стеклами очков его глаза.

На дворе было звездно, морозно, и снег, подтаявший за день, покрылся хрустящей коркой. Откуда-то, кажется из-за Волги, доносился печальный звук гармоники. Николай посмотрел на Веру:

— Хорошо?

— Хорошо, — сказала она и взяла его под руку.

— Куда пойдем? — спросил он. — Туда или сюда?

— Туда, — махнула она свободной рукой в сторону города.