Степан Разин. Книга вторая

— А ось тоби, пане полковнику, целый загон![40] — преодолев свое смущение, выпалил молодой запорожец, с вызывающим видом раскидывая перед Бобою несколько карт.

— Эге-э-э! Це загон! Не загон — добрый полк! — задумчиво сказал Боба, переводя глаза со своих карт на карты, разложенные противником, и снова внимательно глядя в свои. — А мы его разом в шабли[41], — заключил он, взявшись за карту, которой собрался бить, но еще не решаясь открыть ее.

— Ну, рубай! — задорно поторопил молодой.

— Ось як! — азартно выкрикнул Боба, хлопнув по карте своею картой. — Ось як! Ось як! — в увлеченье повторял он, словно не карты бросал на стол, а в самом деле рубил сплеча саблей. — Ось твой король! Ось твоя краля! Ось твой есаул!.. А тут и рубать ничего не осталось. Ось! Ось! Где же твой загон, козаче?! — довольный, спросил Боба товарища. — А теперь я под твой городок силу двину, — с угрозой сказал он. — А ну, ты рубай!.. — заключил он, сосредоточенно раскладывая по столу карты.

Степан глядел на игру с любопытством. Он много раз видел ее у запорожцев. Не так давно перешла она и к донским казакам и была уже кое-где наряду с костями и зернью, но самому Степану как-то никогда не хватало досуга на это занятие.

Молодой запорожец так же быстро и резво расправился с картами Бобы. Но, когда он их бил, под седыми бровями полковника проскользнула лукавая искра. Однако он скрыл ее от противника и принял вдруг озабоченный вид.

— Рубай, атамане! — дерзко сказал молодой казак, разложив перед Бобою новый заход.

Боба перебирал свои карты, словно в самом деле ему предстояло решить исход битвы.

— Ой, мои хлопченята, де ж ваши шаблюкы? Де ж ваши шаблюкы? — задумчиво напевал себе под нос Боба, рассматривая свои карты, и сокрушенно покрутил чубатой головой.

— Хиба поржавилы шаблюкы? — задорно спросил казак.

— Поржавилы! — со вздохом признался Боба.

— Вошли мои козаченьки в твой город! — обрадованно воскликнул казак, придвигая к полковнику карты, которые тот поневоле принял. — А ну, ось еще тебе, атамане! Ось! Ось! — торопясь к победе, горячился товарищ Бобы и выбрасывал перед полковником карту за картой.

— Ах, лыхо тоби! Засаду прихоронил, чертяка! Двох полковников с пушками прихоронил в засаду! — в притворном удивленье воскликнул Боба и вдруг с торжеством усмехнулся. — Да и мы не зевалы, сынку, и у нас есть засада! Поспешил ты, молодый козаче! Це наши пушки! Лыхо тоби — пушки!.. Добру засаду припас я ему, Стенько! — ребячливо похвалился Боба, подмигнув Разину. — А ось наш атаман! — приговаривал он, продолжая бить карты. И затем, небрежно отбросив побитое «войско», с торжеством разложил он последний заход. — Ось еще передом иде атаман пиковый, а тут пеши казаки с мечами, посполитство, голота казацкая. Бачь, Ярэма, в ней сила яка!.. А ну-ка, рубай!..

Молодой растерянно шарил глазами в своих картах.

Боба ликующе захохотал.

— Эге, теперь у тебя шабли поржавилы? Поспешил ты засаду свою загубыты, молодый! Нечем тебе мое войско рубаты!.. От и моя перемога! И червонцы мои!

Боба сгреб со стола ладонью червонцы в кишень.

— Ну, гуляй, козаче, — отпустил он своего молодого дружка. — Гуляй, Ярэмко, а мы тут с атаманом удвох посыдымо.

— Ой, як ты меня ощипав, пане полковнику! Як гусака! — усмехнулся Ярема.

— Ни в якой войне, сынку, не торопись выдавать засаду! — сказал ему Боба. — Береги, козаче, засадную силу к остатнему часу, тогда переможешь ворога!.. Иди, иди, в другой раз сбережешь, — поторопил он, заметив, что Разин уже раздражается промедлением…

— Дядько Боба! Идет воевода на нас. С большой силой идет, — сообщил Разин, когда они остались вдвоем.

— А что же, Стенько? Чи ты его забоялся? Чи не ждал? — насмешливо и ласково спросил Боба, потягивая книзу на диво длинный седой ус.

— Острожек не взяли мы. Ныне велел я Наумову лезть на остатний приступ, — сказал Степан.

— Остатняя, сыну, бывает лишь у попа жинка! — возразил Боба. — Чи мы возьмем острожек, чи еще не возьмем, а к бою с Барятинским приготуватыся треба.

— За тем я к тебе, старый, — сказал Разин. — Съездил бы ты за Свиягу в поле, места глядеть. Сергея возьми с собой да Митяя, без шуму. Коли я сам поеду, то знатко всем будет, что бой за Свиягой готовим, а я мыслю так: пусть знают казаки, что на острожек вся наша надежда, тогда станут на стены лезть сильнее…

С той ночи, как Марья удержала при себе атамана, не отпустив его «добивать» воеводу, ее женская власть над ним росла, укреплялась. Знала, что Степан теперь уже не забудет ее в шатре под дождем, знала — не уйдет без нее воевать города и никуда от нее не уйдет…

Все чаще есаулам приходилось искать его по делам у Марьи в избушке, а большой атаманский дом пустовал. Там хозяйничала старуха, Терешкина мать. День за днем варила, пекла, ждала атамана к обеду и к ужину, а он что ни день пропадал, не являлся. Приходил поздно ночью, валился спать подчас в сапогах и даже не скинув шапки…

Старуха сама уже хотела того, чтобы все шло добром, в едином дому, с настоящей хозяйкой.