Степан Разин. Книга вторая

Наумов с хитростью говорил Степану о высылке атаманов, желая избавить войско от засилия «мужиков». Когда Степан согласился, Наумова стала мучить совесть. Он не верил в то, что «мужицкие» атаманы сумеют без казаков воевать. Получив от Максима Осипова письмо, он был счастлив сказать Разину, что его затея увенчалась успехом…

— Бежал воевода, Степан Тимофеич, а Максимка нам пишет, что ныне на Нижний пошел. Как вышел, то с ним всего только с тысячу было, а ныне он пишет, что войска его тысяч пять! Вот тебе и мужик!

— Ищи, тезка, еще атаманов удалых, кого посылать по уездам, — сказал Степан. — Барятинский, верно, воротится снова сюда, под Синбирск. Надо навстречу ему послать до самой Казани, чтобы все у него по пути горело, чтобы, прежде чем он сюда доберется, его атаманы наши повсюду били. Синбирский острожек мы в день не возьмем. Надо, чтобы на выручку под Синбирск не могло подойти ниоткуда дворянское войско.

— Да что ж, Тимофеич, ведь что ни день, то приходит народ из ближних уездов. Тех и слать, кто откуда родом. Всю местность ведают и биться станут «за домы свои», как царь написал дворянам. А за домы-то люди станут крепче стоять. На неделе к нам много сошлось чувашей, свияжских татар, черемис. У всех свои атаманы. Я мыслю для выучки им казаков подбавить да астраханских стрельцов, и пусть строят засеки по дорогам да бьют дворян по пути к Синбирску.

Симбирские кузни грохотали. Волжский белый туман мешался с кузнечным дымом. Разин готовился к решающим приступам на Симбирский острожек. Город был почти неприступен. Если бы не сами жители, его бы не взять и в год, но взять острожек было еще труднее. Разин знал, что в острожке всего лишь один колодец, в котором только на четверть аршина воды, что там почти нет запасов пищи. Каждый день осажденным было тяжелее держаться в осаде. Он взял бы их просто измором, но время не ждало.

У Нижнего были построены сто стругов с морским ходом и сорок пять волжских; их снаряжали к походу. Кроме того, от устья Казанки должен был снова начать наступление уже разбитый возле Симбирска воевода Барятинский. Разин хотел во что бы то ни стало прежде его прихода занять Симбирский острожек, тогда бы Барятинский был бессилен…

В прошлый раз Барятинский был побит потому, что пришел под Симбирск без пехоты.

Только один Степан понимал, что эта победа — далеко не победа. Бодря свое войско, он говорил о том, как легко им далось разбить воевод, но сам знал, что главное впереди, что воеводские рати лишь начинают скопляться у него на пути.

«Добил бы его под корень, и был бы я грозен иным воеводам, а ныне оправится он и полезет. А хуже нет, когда битый тобою идет на тебя!» — думал Разин.

Удачи пока еще не изменяли Степану: атаманы, высланные Разиным из-под Симбирска вперед с отрядами казаков и крестьян, гнали к нему день за днем гонцов с вестями о взятии Корсуни, Саранска, о восстаньях крестьян в Нижнем Ломове и в Темниковском уезде, где, всем на удивленье, вела семь тысяч восставших посадская вдова, беглая монахиня, которую народ звал «старицей Аленой»[37].

— Попов в атаманах видали, а женок еще отродясь не бывало! — воскликнул Наумов.

— Народ атаманом обрал — знать, удалая женка! — сказал Степан.

— Хоть глазом бы глянуть на экое чудо!

— Постой, доведется!..

Со всех концов по указу Степана сходилась великая рать под Симбирск.

В эти дни с Дона от Фрола Минаева примчался гонец. Привез от Алены Никитичны свежих яблок. Сказал, что к полковнику Ивану Дзиньковскому в Острогожск, на Белгородскую черту, Минаев выслал отряд казаков с письмом Разина и, по вестям от Дзиньковского, ныне уже взяты Острогожск и Ольшанск. Одного воеводу утопили в реке Сосне, другого скинули с башни. Сам острогожский полковник Иван Дзиньковский писал к Степану, что хочет ударить на Коротояк и поднимет к восстанию Старый Оскол и Новый Оскол.

«…Да друг у меня воевода веневский[38], в Веневе-городе, сам, горожан и стрельцов собрав, читал им твое письмо, и веневские горожане да с ними стрельцы меж собою крест целовали, чтобы им стоять за великого государя, за царевича Алексея, за патриарха и во всем тебя слушать, Степан Тимофеич. Да шлю тебе свежего меду в сотах, да вишневой наливки бочонок добрый, женка моя, тебе ведомо, оную делать искусна», — писал старый друг и соратник Иван Дзиньковский.

Степан засмеялся.

— Вдовка посадская в атаманах — не диво ныне. В Веневе сам воевода полез в атаманы — вот диво!

Фрол Минаев также писал, что брат атамана, Фрол Тимофеич, собрал людей, чтобы идти из Кагальницкого городка в Паншин, да оттуда по Дону под Коротояк.

— Жара воеводам! — с теплой усмешкой сказал Степан. — Гусляр наш за саблю взялся!

Гонцы из-под Алатыря и Курмыша приехали с вестями о том, что Курмыш и Алатырь взяты. Атаман Иван Белоус писал, что идет из Алатыря на Арзамас, где укрылись бежавшие воеводы: