Читаем Степан Разин. Книга первая полностью

Новый товарищ Стеньки был рассудительный и спокойный. Взращенный не на казачий лад, не знавший гульбы и забав, он не привык есть даром свою краюшку, не умел лежать на боку без дела, и когда Стенька поселил его у себя, — на дворе Тимофея начало все приходить в порядок: Сергей почистил конюшню, нарезал нового дерна для крыши и починил плетень. Ему всегда хватало работы: то он очищал колодец, спустившись в него на вожжах, то зашивал изношенную ездовую сбрую, конопатил челн или штопал все-таки пойманные им в Дону рыбацкие сети.

Соседи Рази, увидев работу Сергея, стали его звать к себе для таких же дел. И с какой-то угрюмой застенчивостью Сережка принес из своего первого заработка новые чеботы матери Стеньки и пряничного петуха для Фролки.

— Ты, чем дары-то дарить, прежде лапти сменил бы на сапоги. Ведь срам товарищем звать: в лаптищи твои все перстами тычут! — сказал ему Стенька.

— И то ведь! А мне и никак не в розум! — воскликнула Разиха.

Она пошла в клеть, порылась в ларе и внесла для Сергея столетней давности и небывалой крепости громадные сапоги Тимофея.

— Примерь-ка.

— Вот так обу-ужа! — почтительно удивился Сергей, натягивая пудовый сапог. — Небось с Ильи Муромца, что ли, по плоте дубовых!..

Левый глаз Сергея был покрыт мутно-белесой пленкой и ничего не видел.

За несколько недель Степан только и узнал от нового друга, что у него под Рязанью остались мать и сестренка. Но однажды, уже осенью, Сергей обмолвился, невзначай сказав, что вместе с женой косил сено.

— Аль ты женат? — оживился Стенька, польщенный тем, что его лучший товарищ — уже совсем взрослый и даже женатый парень.

— Была жена, — нехотя ответил Сергей. — Была да вся вышла…

— Куды ж она делась?

— Утопла. Собой в воду кинулась и утопла, — будто выдавил из себя это признанье Сергей.

— Пошто же она? — с сочувствием спросил Стенька.

— От сраму: ее дворянин соседний схитил себе для забавы. Держал взаперти… Улучила минутку, скакнула из дому — да в пруд… — Сергей снял шапку и перекрестился.

От обиды за друга Степан сжал кулаки.

— А ты? — спросил он.

— Я-то? Я — что? В почивальню к нему забрался, трахнул сулейкой по плеши — да баста! А дом — на огонь, да и сам сюды…

«Вот казак так казак! — подумал Степан. — Такой мне сгодится!»

— Серега! — сказал он. — Сергей, слышь, давай подадимся батьке в подмогу на ляхов… Пойдем, а?

И Степан испытующе заглянул Сергею в лицо.

— Чего ж не пойти! — спокойно и просто отозвался Сергей.

— А коли погоня?

— Ты перво сам не шуми… Как вот сидим, так не вертаться домой — да баста. Чалнок по воде на низа, а сами пешком. Скажут: «Утопли ребята, царство небесно», свечку богу прилягнут — да баста!..

— Без ружья? Без коня?! — насмешливо возразил Стенька. — Чай, там не один дворянин. Паны на тебя налетят — их не станешь долбить сулейкой по плешам…

— И то! — смутился Сергей. — На войне-то я не бывал… А вот стряльцы на нас набежали, так тех мы дубьем побили, — просто сказал он.

— Какие стрельцы? На кого?

— На беглых на мужиков: они с пищальми, а мы с дубьем… Как они побегут, да в речку и угодили… Утопло сколь!.. — заключил Сергей с невеселой усмешкой.

Степан с уважением посмотрел на друга.

«Не то что те! — подумал он, сопоставив Сергея с Юркой и другими станичными казачатами. — Такой друг не выдаст!»

Степан приготовил припасы, пригнал Дубку сбрую, выточил сабли, взял две пики, мушкет и пистоль. Но Сергей отказался свести со двора Рыжанку.

— Меня пригрели в дому, а я отплачу недобром, угоню кобылу?! Да что ты, Стяпанка!

Но раз Степан решил ехать — он знать не хотел никаких препятствий. Ничего не сказав Сергею, он решил пуститься «в набег» на татарские табуны.

Верхом на Дубке, захватив с собой сокола, словно бы на охоту, выехал Стенька в сторону Царицына, где, было слышно, кочуют ногайцы. Угнать коня у татар никогда не считалось между казаками грехом, но никто из бывалых лихих казаков никогда не предпринял бы этого в одиночку…

Стенька достиг табуна, терпеливо его караулил до сумерек. Ночью, при свете луны, нырнув под брюхо Дубка, подскакал к табуну и накинул аркан на отбившуюся одинокую лошадь. Свирепые псы кидались за Стенькой на круп Дубка. Стрелы свистели над головой, крики татар долго не умолкали за спиной, когда Стенька мчался к родной станице.

Только невдалеке от Зимовейской умерил он бег Дубка, который, как и его молодой хозяин, впервые в жизни испытывал подобную скачку. Измученный пленный ногайский коник был в мыле. Степан удивлялся, что под таким дождем стрел он остался жив. Довольный и гордый собою, въезжал он в станицу. Но возле родного дома Степан увидел отъезжавшую от ворот гурьбу опечаленных казаков. Он сразу признал соратников Рази.

— Батька?! — в волненье воскликнул Степан, обратясь к одному из встречных.

— Жив твой батька. Спеши в курень, покуда он жив, козаче! — отозвался тот.

Бросив коней во дворе, Стенька, бледный, вбежал в дом…

Мать и Иван возились у бездыханного тела Тимофея Рази.

Перейти на страницу:

Все книги серии Степан Разин

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза