Пока Ермоха сидел в московской тюрьме, ему носили приносы со всех стрелецких приказов. Полученными гостинцами он кормил всю тюрьму. Чтобы не было соблазна стрельцам, Ермоху послали к зиме в Нижний Новгород, но вместе с ним пришла в город его слава… Если колодников из тюрьмы отпускали по городу для сбора милостыни на пропитание, то больше всех собирал Ермоха и в Нижнем. За ним непременно надо было давать сани, куда класть добро. Нижегородские стрельцы зазывали его в дома, со смаком слушали его рассказ об убийстве стольника и, покачивая головами, вздыхали:
— У нас бы нашелся такой-то, как ты, человек великий!..
Теперь, в самый разгар схватки с казаками и пальбы с обеих сторон, из мурьи через лаз на палубу поднялся Ермоха. Не обращая внимания на пули, он встал во весь рост.
— Стрельцы! А на черта вам биться-то за дворян?! — густым голосом крикнул он. — Бей начальных!
— Да, Ермоха, ведь хлеб-то везем стрельцам же. Пограбят — голодными будут стрельцы же сидеть! — отозвался голос из мрака.
— А мы того хлеба не тронем. Нам и купецкого хватит! — крикнул Иван Черноярец.
— Ой ли? Не брешешь, лихой?
— Караван-то велик — нам куды столько хлеба. На все Понизовье везете! — сказал Черноярец.
Пальба прекратилась. Было похоже, что начались переговоры.
— А пошто же вы влезли на царский струг? — спросил разинцев сотник, втянутый в общий лад разговоров.
— Начальных побить, а стрельцам — куды хошь! — откликнулся Черноярец.
— Бей начальных, стрельцы-молодцы! — крикнул Ермоха. — А нас-то, колодных, на волю!
— Бей начальных! — выкрикнул кто-то из стрельцов на носу струга…
— Изменщина! — зыкнул другой в ответ. Грянул выстрел со стороны стрельцов, и Ермоха, стоявший между сторонами, схватился за грудь, застонал и, гремя железом, свалился назад в мурью…
Если бы сотник не выстрелил в Ермоху, может быть, не раскачались бы к мятежу стрельцы, но убийство колодника их возмутило.
— Ермоху убили! Братцы! Сотник Матвейка Ермоху стрелил! Бей начальных! Лупи, стрельцы!.. — раздались призывные вопли.
Стрельцы накинулись с саблями на своих начальных, секли им головы, скидывали убитых в Волгу. Рубили и сотников, и пятидесятников, и угодливых для начальства тех из десятников, кто строго спрашивал в службе и доносил на ослушников. Разинцы без опаски приблизились. При бледном свете ущербного месяца смотрели на эту расправу и подзадоривали:
— Тешься, стрельцы! Мстись — руби им башки! Секи к черту!..
Царский струг был уже со всех сторон окружен челнами. Со всех сторон на него валила орава разинской голытьбы; последние стрельцы перед нею без выстрела побросали свое оружие.
— Колодникам волю! Братцы! Сколачивай ссылочным цепи! — крикнул Степан.
И тотчас внизу загремело железо: сбивали цепи с колодников.
На прочих стругах также после короткой свалки победа осталась повсюду за казаками. Если стрельцы не стали стоять за своих начальных людей, то не стоял и голодный ярыжный сброд за купеческое добро Шорина, Задорина и других.
Горячие стычки были только на царских стругах, на патриаршем, который, как царский, охранялся оружным служилым людом, да на переднем струге Василия Шорина, где в схватку взялись с казаками холопы боярина князя Черкасского. Ярыжные помогали казакам расправляться с боярским холопством.
Флегошка Лещ сгинул. Его пустились искать ярыги. Разыскали между кулями хлеба. Он отбивался от их толпы, изловчился — ударил какого-то в низ живота кованым каблуком, а сам скакнул в Волгу. Один из гребцов, не жалея себя, прямо в платье спрыгнул за ним, зажав в зубах нож, настиг в воде и зарезал…
— Тащи сюда! Не топи его! Слышь! Он на раину грозился всех вешать. Давай и его на раину!..
Труп шоринского приказчика захлестнули петлей вокруг шеи и вздернули на верхушку мачты.
Караван относило теченьем к Царицыну. Свалка всюду покончилась. К Степану на царский струг вскарабкался из челна старый Серебряков.
— Степан! Караван-то наш! Слышь, какое повсюду веселье!..
Шум битвы и выстрелы в самом деле утихли по всему каравану. Скоморошьи взвизги, бубны и пляс оглашали теперь Волгу. Трескучие огни факелов пылали по всем стругам, освещая шумные толпы народа.
Люди перекликались со струга на струг, с челна на челн, с берега на воду. Над Волгой стоял звон и гомон, как на большом торгу.
Разин опомнился первым.
— Побьет нас из пушек царицынский воевода, как мимо пойдем. Назад нам к бугру плыть, — сказал он.
— На ве-сла!
— На ве-есла-а! — пронесся клич по всему огромному каравану.
Вслед за царским стругом разворачивались и все остальные назад по Волге, против течения, и становились на якоря у казацкого бугра.
Степан, став мятежником против царя, сам не знал, радоваться ли победе. Теперь в руках его было много оружия, были пушки и порох. Дружина пополнилась толпой отчаянной, бесшабашной голытьбы.