Степан Разин (Книга 1)

– Чего-то ты все затеваешь, Фрол? – говорил Корнила. – Невиданно на Дону, как наливаешься, матереешь! Богату кубышку покинул тебе Мамай. А ведь кто бы подумал – тихоня! Всю жизнь с домовитыми лаялся, ан сам в домовитые лез! Неслыханной силы купец на Дону из тебя взрастет! Глядеть, вчуже сердце мое атаманское радо!

Фрол усмехнулся, довольный собой, весь налитой неистраченной силой, рослый, широкий, с крепким румянцем на загорелом, смуглом лице, с гулким, раскатистым голосом; он выпил полную чарку поднесенного Корнилой вина, смачно захрустел свежим огурчиком.

– Кубышка кубышкой, батька Корнила Яковлич. Да мне еще бог подает: вставать люблю рано, работы никак не страшусь, – зарокотал его звучный голос, налегая на "о". – Что делать-то, батька, золотко? Ратных дел что ни год – все меньше. С Азовом нам воевать не велят, крымцев указывают не задорить... Чем теперь станем жить на Дону? По-Стенькину персов шарпать? Волжские караваны громить? Не с голоду мне с молодою женой помирать?

– Ну, ты с голоду не помрешь! – засмеялся Корнила.

– Не помру, батька, золотко! Мне пошто помирать! И других накормлю! Нам, донским казакам, теперь только торгом жить. Я, батька, золотко, покажу донским, как торга вести. Нам, донским, батька, надо московских купцов забить торгом...

– Лошадей, говорят, покупаешь? – спросил Корнила.

– Кони, батька, – прямой казацкий товар. Покупаю! – сказал Минаев. – Я, Корнила Яковлич, одному тебе расскажу: слыхал от дружка я верное слово, что государь хочет войско великое конное строить. Стало, ему будет надо коней. До сих пор драгунских коней монахи растили. А я на донской траве подыму коньков, каких монахам не снилось! Ударю челом государю табунов голов с тысячу для начала... Посчитай-ка на пальцах, батька, сколько будет прибытка: у ногайцев беру я коней полтора рубли с головы – и то много, а государь мне по десять рублев с головы даст. Считай! Теперь – солонина баранья, сало... А где скот, там овчина, там кожи, там шорный товар... Вот ты сам и суди! – заключил Минаев.

– Зате-ейщик! – с завистью к его свежим силам, к его молодой живости восхищенно сказал Корнила.

– Новый путь торю для донского казачества, Корней Яковлич! – похвалялся Фрол. – Донской рыбой московски торга завалю... Рыбны бочки куплю, продаешь? – внезапно спросил Фрол Корнилу. – Солонинные бочки мясные тоже куплю. Лук, чеснок ты, сказывали, растишь, – все куплю... Соли мало у вас в Черкасске. В Астрахань мыслю послать приказчика соли куплять...

Кое-кто из черкасских знакомцев предлагал Минаеву поселиться в Черкасске, не жить на отшибе от прочих донских богатеев.

– Я круты бережки люблю. А в своей-то станице и дом у меня стоит над самым над крутояром, – простовато сказал Минаев.

По Дону плотами шел к Фролу с верховьев лес. У берега под станицей мокли придавленные в бочагах камнями серые кожи.

Станичные казаки потихоньку ворчали:

– Провонял всю станицу!

– Атаманы! Да что же в глаза мне не скажете! Мне ведь досуга нет обо всем подумать! Не обессудьте! Я на остров сойду, чтобы вам не смердело! – просто сказал Фрол.

И в два дня все кожи были увезены на лодках на широкий, просторный остров между Кагальницкой и Ведерниковской станицами, раскинувшийся на версту в ширину и в длину версты на три вдоль Дона. Остров порос ивняком, орешником; он был любимым пристанищем рыбаков, и Минаев тут тоже затеял рыбные ловли, стал держать здесь своих рыбаков, челны, даже выстроил для рыбаков жилища... Понизовые богатей старались сбыть Фролу свои товары. Он все покупал...

Из Москвы воротилась на Дон зимовая станица с недоброй вестью, что государь, ожидая возвращения Разина из морского похода, не прислал донским казакам хлебного жалованья и обещал прислать лишь тогда, когда все среди донских станет тихо и все будут мирно жить по своим станицам.

Фрол тотчас примчался в Черкасск.

– Атаманы, да как же так! Надо писать государю, что загинем без хлеба. Ведь у меня какова ватага – все жрать хотят!

– Вор Стенька Разин всему Дону помеха, Минаич! Нам, домовитым, всем вместе думать, как его успокоить навеки, когда он на Дон вернется, – сказал Самаренин. – Вести есть, что вор ворочается вскоре. Надо нам дружно стоять на него, а не то мы и все пропадем!

– А нуте вас! С вами пива, я вижу, не сваришь! Как на псарне, казак казака грызете! Мне хлеба, не свары собачьей надобно! – резко сказал Фрол, повернулся и вышел из войсковой избы, с досадою отмахнувшись от войскового есаула.

Фрол помчался куда-то под Курск и через две недели привез на всю свою братию хлеба – целый обоз.

В Черкасске лишь развели руками, удивляясь тому, где и как в эту трудную пору года Фрол ухитрился купить столько хлеба.

– Дорогою ценой купил, что тут делать?! Как деньги ни дороги, хлеб-то дороже! – пояснял Минаев.