Степан Разин

Из сводки 1670 года: Львов, «став всеми стругами на якорях, и их, воровских казаков, на Четыре Бугра пропустил... И казаки де, прочте великого государя грамоту и видя то, что от Четырёх Бугров морской путь ратными людьми заступлен, прислали к нему, князю Семёну, дву человек выборных казаков. И те де казаки били челом великому государю, а ему говорили от всего войска, чтоб великий государь пожаловал, велел вины им их отдать и против великого государя грамоты на Дон их отпустить с пожитками их, а они де за те свои вины рады великому государю служить и головами своими платить, где великий государь укажет». Как же высоко Разин себя ставил — не сразу сам пошёл к Львову, а сперва послал «дву человек»...

Через пару дней, как пишет Людвиг Фабрициус (он на год раньше Стрейса и Бутлера прибыл в Астрахань, сам состоял в войске Львова и стал очевидцем многих разинских дел в Астрахани), Разин в присутствии Львова грамоту публично поцеловал, положил за пазуху и сказал, что условия Прозоровского принимает. Советскому писателю это — что «нож вострый». А. Н. Сахаров: «Разин действительно стих, строго наказал казакам не надирать служилых людей; сам он высказывал названому отцу всяческое почтение. И не мог видеть князь, как, идя следом за воеводскими стругами, Степан с казаками посмеивался над ним, с ухмылкой разглядывал государеву грамоту, ругал её». Вряд ли так было: простые казаки к царским грамотам всё-таки относились с уважением, да и Разину было что обдумать, чем заняться, кроме как глупо хихикать над грамотой.

Фабрициус: «Затем обе стороны палили из пушек». Стрейс, публикуя свои «Три путешествия», присовокупил к ним два письма с царского корабля «Орел» (первого или одного из первых русских парусных судов западноевропейского типа, построенного, конечно, иностранцами), приплывшего в Астрахань месяцем ранее Разина; автором второго письма, к которому мы обратимся значительно позднее, считается капитан «Орла» Дэвид Бутлер, первое Стрейс опубликовал как «анонимное». Если бы в нём не было слов «наш капитан», то не было бы и причин считать, что оно тоже не принадлежит перу Бутлера, — стиль обоих писем очень схож. Но, видимо, это был помощник капитана. (Кстати, он единственный, кто дал историкам указание на возраст Разина, — 40 лет).

«Человек с “Орла”» писал: «Мы уже давно слышали, что на реке Волге должны показаться казаки, но здесь узнали, что три тысячи русских более чем на 50 гребных судах под командой третьего правителя в Астрахани, князя Семёна Ивановича Львова, преследуют их и что всё время ждут известия об их успехе. Эти разбойные казаки уже в течение трёх лет чинили большой вред и насилие на Каспийском море и год тому назад отняли у его царского величества город Яик, убили больше 8000 русских, многих повесили за ноги, в том числе и немецкого капитана, а также чинили другие злодеяния и жестокости. В Персии опустошили они три города и несколько тысяч людей умертвили...»[50] И «8000 русских», и несколько тысяч персов — в этом же письме ещё будет названо количество убитых персов «40 000» — это, конечно, полный вздор, но автор письма ссылается на то, что так говорили русские. «17-го пришло известие (как раз в то время, когда воевода был на наших судах и их осматривал), что разбойные казаки предают себя во власть его царского величества. По приказу воеводы мы выстрелили из пушек, что, как кажется, ему весьма понравилось».

Фабрициус: «Русского дворянина, который привёз Стеньке грамоту, он щедро одарил прекрасными золотыми вещами, шубами на собольем меху и разными дорогими персидскими тканями. Что получил генерал [Львов], неизвестно, но точно известно, что была привезена куча ценных вещей, в особенности жемчугов, прекрасных конских сбруй, усыпанных жемчугом и бирюзой, а также куча серебра и золота. Дёшево достали, дёшево и отдали». Это описание совпадает с народными сказаниями, авторы которых хотя и принадлежали скорее XIX веку, чем XVII, естественно, никакого Фабрициуса не читали. Из записей, сделанных Якушкиным:

«— Много он [Разин] боялся того начальства! — отвечал разскащик: — его и само-то начальство боялось: вот онъ быль каков!

— Что ж начальство смотрело?