Степан Разин

Интересно тут главным образом то, как гибко изворачивался Разин, и то, что он не боялся делегировать полномочия другим людям...

Казаки — искуснейшие мореходы — сделали вид, будто в панике уплывают и вот-вот чуть не потонут; наивные персы кинулись за ними. Рассказ кемпферовского казака:

«Хан лично был с ними и поднял большой флаг на своей бусе («бусами» тогда называли любое иностранное судно. — М. Ч.). Они также соединили свои бусы цепями в надежде захватить их [казаков] всех как бы в сеть, чтобы никто не мог ускользнуть. Но это оказалось большим преимуществом для казаков. Как только персы начали стрелять в них и когда они были достаточно далеко от берега, новый военачальник казаков, решив, что теперь уже пришла пора, приказал своему пушкарю, который был очень опытным, стрелять в большое судно с флагом, что он соответственно и сделал, направив свою пушку в то место под водой, где находился порох; пули были полыми и наполнены нефтью и хлопком, и выстрел произвёл желаемый эффект, т. е. взорвал часть бусы и поджёг остальную, так что хан ретировался на другое судно. В этой суматохе, поскольку судно начало не только само тонуть, но и топить вместе с собой следующее, казаки подкрались сзади и прицепляли свои суда к персидским, а так как те имели высокие палубы, они убивали персов жердями или шестами, к которым были привязаны пушечные ядра. Некоторые предпочитали лучше броситься в море, чем попасть в руки врага. Остальные были убиты казаками, которые ничего не смогли взять с бус, кроме пушек...»

Взяли 33 пушки, много оружия и несколько пленных, в том числе юного сына Менеды-хана — Шабын-Дебея (Шаболду). Как рассказывает Михаил Гаврилов, сам хан спасся, спаслись и три его судна.

При шахском дворе поняли, что враг силён, и стали снаряжать новую эскадру, укомплектовав её опытными моряками из Бахрейна. Но разинцы ушли. По словам стрельца Гаврилова, умерших и убитых было около пятисот человек, то есть остаться должно было не менее четырёх тысяч, если верить Кемпферу, и около тысячи — если смотреть более реалистично. Сообщения из сводки 1670 года можно истолковать и так, что в конце июля, убегая, казаки ещё успели под Баку разорить какой-то населённый пункт, пленить 150 человек и угнать семь тысяч баранов. Непонятно только, чем бы они кормили этих баранов. С. П. Злобин: «Казалось, спасение только одно: во что бы то ни стало прорваться на русский берег, скорее сойти с кораблей, наесться простого хлеба, напиться простой ключевой воды. Они не хотели и думать о том, как их встретит Русь».

Для возвращения было два пути: по Волге и по мелководной (и потому мало подходящей для морских стругов), зато безопасной Куме. Вероятно, обсуждались оба варианта. Выбрали Волгу, из каких соображений — неизвестно. В. М. Шукшин:

«Степан терпеливо, но опять не до конца и неопределённо говорил, и злился, что много говорит. Он ничего не таил, он не знал, что делать.

— С царём ругаться нам не с руки, — говорил он, стараясь не глядеть на есаулов. — Несдобруем. Куда!.. Вы подумайте своей головой!

— Как же пройдём-то? Кого ждать будем? Пока воеводы придут?

— Их обмануть надо. Ходил раньше Ванька Кондырев к шаху за зипунами, пропустили. И мы так же: был грех, теперь смирные, домой хочем — вот и всё.

— Не оказались бы они хитрей нас — пропустят, а в Астрахани побьют, — заметил осторожный, опытный Фрол Минаев (лицо историческое, но в тот период Минаев ещё не был соратником Разина. — М. Ч.).

— Не посмеют — Дон подымется. И с гетманом у царя неладно. Нет, не побьют. Только самим на рожон теперь негоже лезть. Приспичит — станицу к царю пошлём: повинную голову меч не секёт. Будем торчать как бельмо на глазу, силу, какая есть, сберегём. А сунемся — побьют. — Степан посмотрел на есаулов. — Понятно говорю? Я сам не знаю, чего делать. Надо подождать».

Из показаний стрельца Гаврилова: «И они де, воровские казаки, с того острова погребли к волскому устью, и бежали до устья парусы 10 дней, а с устья де хотели выйти на Волгу и учюги и, разоря учюги, идти мимо Астарахани вверх Волгою на Дон». (Часть казаков, особенно яицких, всё-таки ушла Кумой; неизвестно, вернулись ли они потом к Разину). С. П. Злобин, как всегда, приписывает Разину свою идею (правильную, кстати говоря) — нельзя оставлять врагов в тылу: «Только бы на Дон пустили. Нынче придём с понизовыми спорить — кто сильнее. Весь Дон растрясу и Корнилу согну в дугу». Но у реального Разина этого, кажется, пока ещё в мыслях не было.