Степан Кольчугин. Книга первая

— В город ходила, весь инструмент купила, — улыбаясь, рассказывала Марфа.

— Да чего рассказывать, — с деланным недовольством сказала мать и посмотрела на сына. Она, видно, нарочно удерживалась от этого прямого взгляда, который был ей так приятен.

Она ждала сына с занятий и разговаривала с Марфой.

— Чего ж, — говорила Марфа, — бывает, выучиваются на инженеров. Мне рассказывали, один в Мариуполе такой есть, из самых из простых. Достиг знания — и все…

— Верно, есть? — спрашивала Ольга.

— Ей-богу, люди говорят — правда. Только, рассказывают, собака он для рабочих. А как будто отец его в Каменском известь к домнам подвозил. И он сперва в заводе был, а потом выучился, достиг знания. — Она, зевая, добавила: — Эх, Ольга, Ольга, ты еще от детей дождешь…

Одно лишь короткое мгновение смотрела Ольга на сына. Он стоял, немного расставив ноги, подавшись вперед туловищем.

— С получкой вас, Степан Артемьевич, — сказала она.

— Ох ты, дух какой спиртной от него, — весело добавила Марфа.

Степан видел, как с силой зажала мать в кулак недошитые штанишки Павла. Степану хотелось объяснить ей все, успокоить, но он отвернулся и, не глядя на мать, стал рассказывать про случай с Затейщиковым.

— У тебя, что ли, монета эта? — спросила Марфа.

— Вот.

Марфа взяла монету, повернула ее меж пальцев, кинула на стол и, вдруг стукнув кулаком, сказала:

— Знаешь, кто эту монету делал? Марфа Романенкова — вот кто ее делал! Приходил этот сукин сын — три рубля за работу дал. Ольга, видишь?

С выражением ужаса и недоумения она смотрела на монету, лежавшую над широкой черной щелью стола. Так незаметно шла жизнь, день ничем не отличался от дня. И сейчас она с ужасом поняла, какая страшная произошла перемена, и заплакала.

Степан посмотрел на плачущую Марфу, на мать, все еще держащую в руке скомканную работу.

— Мама… Марфа… Вот вы увидите, вот я вам говорю, — повторял он.

Мать наконец посмотрела на него и сказала:

— Ужинать, может, хочешь? Хлеб есть, и сала ковальчнк остался.

XI

Химик встретил Степана приветливо.

— Понимаю, все понимаю — у вас получка была. Хорошо погуляли?

Степан подумал и ответил:

— Погулял ничего.

Прежде чем начать занятия, они несколько минут поговорили о разных предметах. Химик расспрашивал, часто ли горят фурмы, о мастерах, о ходе ремонта домны, потерпевшей аварию, о несчастных случаях.

— Алексей Давыдович! — вдруг сказал Степан. — Что я вас хотел спросить… Рассказывал один, будто в Киеве мальчика евреи зарезали. Слышали, может быть?

Химик неожиданно смутился, подошел к окну и сказал:

— Давайте, Кольчугин, условимся говорить только о занятиях, а политических вещей касаться не будем. Ладно? Да и вам я от души советую такими вещами вообще не интересоваться. Вся история человечества показывает: чем больше занимаются политикой, тем хуже для тружеников. Счастье народу может принести не политика, а научные открытия, всеобщее образование. Ладно, условились?

Степан кивнул головой, показывая свое согласие с учителем, и сказал:

— А я считаю, евреи не станут мальчишек резать. Рабочие не верят, сколько ни рассказывай, брехня все, — и, понизив голос, спросил: — Алексей Давыдович, а в бога вы веруете?

Химик оглянулся на дверь, ему показалось, что в коридоре слышно поскрипывание сапог: должно быть, хозяин Андрей Андреевич подслушивал. Черт знает что такое! Еще решат, что он тут занялся политической пропагандой. Как это он не подумал раньше? В самом деле, к служащему завода приходит рабочий, они запираются. Надо будет просто заявить об этом директору или приставу, чтобы все было официально. Занимаюсь по гимназическому курсу. Но как сейчас? Покривить душой? Ведь явно подслушивает старик.

Он посмотрел на внимательное лицо ученика, на его огрубевшие в работе руки, чинно лежавшие на столе, и с неведомым ему раньше чувством волнения сказал:

— Нет, Кольчугин, я в бога не верю. Науке не нужен бог; она объясняет мир без помощи бога…

И долго после этих слов (они уже занимались арифметикой) он чувствовал тревогу и радостно гордился.

— Дела идут хорошо, — сказал он Степану, когда урок кончился, — в вашу башку знания можно лить прямо ведром. Вот вы увидите, инженера из вас сделаем…

Проводив ученика, химик подошел к окну. Было уже темно, над заводом стлалась пелена дыма. Стекло слегка дребезжало, многоголосый шум, напоминавший отдаленный гул морского прибоя, наполнял воздух. Химик прислонился лбом к стеклу. Картина, сотни раз уже виденная им, каждый раз волновала его. Он радовался огромной силе, которую таит в себе наука. Этот город огня и расплавленного металла порожден человеческим разумом, десятки тысяч людей работают здесь день и ночь, сотни тысяч пудов стали уходят отсюда во все концы России; рельсы ложатся среди лесов, паровые котлы творят мощную работу, мосты соединяют берега рек… «Техника — дочь науки, — думал химик. — Мощь металла рождена разумом человека в тиши лаборатории, в высоком раздумье прекрасных умов…»