Дома они застали переполох. Павел сидел на полу; подле него стояла Марфа с расстроенным лицом и говорила:
— Что ж мне с тобой делать? А?
Увидев Ольгу, она обрадовалась.
— Вот, слава богу, пришла. Я думала, он кончится тут, прямо заходится. А слез сколько этих вылил: окиян!
— Что, игрушки забрали? — сразу догадалась Ольга.
Павел повалился на спину, стукнулся головой об пол.
Она понимала, что мальчика словами не успокоить.
— Ходила я уже, спрашивала, — сказала Марфа. — Говорят, большие какие-то забрали, босяки, что ли, беспаспортные.
— Господа чертовы! — вдруг злобно сказала Ольга. — Жил мальчик, никому не мешал. Тоже, ей-богу, нужно было мальчика смутить. Что я с ним теперь делать буду? Степан, что делать с ним? — спросила она.
Дед Платон сказал с печки:
— Эх вы! Был бы я здоровый, при своих ногах шахтер, показал бы, что делать. Разве можно дитя грабить?
— Ничего, — сказал Степан и, надев фуражку, вышел на улицу. Мальчики, стоявшие под окном, рассказали ему, кто ограбил Павла, и, показывая дорогу, пошли следом.
Вернулся он обратно довольно скоро, в порванной рубахе, с волосами, обильно смоченными кровью, и кинул на стол мешок с игрушками.
— Полотенце чистое давайте, — сказал он.
Пока женщины промывали Степану рану водой, он рассказывал:
— Их трое было. А голову они мне сзади разбили, когда вниз уже шел… Да ерунда… Один маленький, быстрый такой, другой черный, обвязанный, а третьего я не помню; вот он меня и стукнул… Конечно, они сильнее, только испугались. Я сразу… а он, эх! Обидно им, конечно, нож я у одного забрал… вот пальцы себе порезал…
Обе женщины, слушая возбужденного, точно в бреду говорившего Степана, переглядывались быстрыми, тревожными взглядами. Степана уложили в постель, но он от волнения не мог лежать. Ольга посмотрела на его дрожащие губы, белое от потери крови лицо и почувствовала такой страх, что в глазах у нее потемнело. В это время Павел сказал плаксиво:
— А мячика нету, Степа!
— Мячика? — спросила Ольга. — Мячика нету? Вот я сейчас тебе дам мячика. — И пошла к Павлу.
А Марфа в это время отчитывала мужа:
— Герой чертов, на печке сидит… учит парня. Сам не пошел, шут. Взял бы костыль и пошел. За сахаром в лавку небось сам ходишь… Ты смотри, что с него сделали…
Но ни дед Платон, ни Павел не были огорчены.
— Так и нужно, правильно, никому спуску не давать. Вот он есть настоящий рабочий, — объяснял с печки дед Платон.
Женщины рассматривали игрушки и говорили:
— Старые… поломанные… облезшие… да их у татарина за полтинник купить можно.
— Врете вы, от зависти, — сказал Павел и стал прятать свое добро в мешок.
Утром Степан пошел на работу, но к полудню у него сильно разболелась голова и сделалась рвота. Мастер отпустил его в больницу. В больнице фельдшер осмотрел его и велел осторожно обстричь волосы вокруг раны. Пока сиделка стригла волосы, фельдшер осматривал старика рабочего, которому отдавило ногу в рельсо-балочном цехе.
— Придется сапог разрезать, — сказал фельдшер.
— Что вы, господин фельдшер, — сказал старик испуганно, точно тот предложил отнять ему ногу.
Он нагнулся, оскалился, громко охнул, потом зашипел, заухал и стащил сапог с полуразвернутой окровавленной портянкой.
Степан неуверенно спросил у сиделки:
— Вы Нюша будете?
— Нюша буду, — насмешливо ответила сиделка и, вдруг узнав Степана, вскрикнула: — Степан Кольчугинский, господи! — И неосторожно дернула ножницами, запутавшимися в липких Волосах.
— А-а-а, — удивленно сказал Степан и вдруг перестал видеть полную грудь Нюши, прикрытую белым халатом. Одни лишь круглые серые глаза смотрели на него в упор, но через миг не стало и этих глаз.
Пришел в себя он во время перевязки. Подле стоял рыжий доктор, Петр Михайлович, и говорил:
— Отсюда прямо домой иди. Ложись в постель и лежи. У тебя, возможно, легкое сотрясение мозга. Понял? Если голова не будет болеть, приходи на перевязку после-завтра, а плохо будешь чувствовать себя, через мать передай, я фельдшера пришлю или сам приеду. Понял?
— Понял, — сказал Степан и пошел к конторе доменного цеха.
Он разыскал Абрама Ксенофонтовича и сказал, что доктор велел отпустить его домой. Абрам Ксенофонтович присвистнул.
— Что ж, иди домой, только другого придется на твое место взять.
— Как?
— А вот так. Доктор, что ли, будет за тебя работать?..
Степан постоял, подумал немного и пошел к домнам.
— Хороший малый, — сказал убежденно Абрам Ксенофонтович, глядя вслед Степану.
— Очень хороший рабочий, таких уважает доменная, — поддержал первый горновой.
А доктор вечером дома, за чаем, рассказал, что Степану Кольчугину проломили голову куском породы во время драки.
— Боюсь, что парень этот пошел по наклонной плоскости, — сказал он и добавил: — А впрочем, какая там плоскость, я на его месте буйствовал бы еще больше.
И Сергей согласился:
— Да, и я, наверное.
VII
Однажды Степан видел, как сам директор завода Сабанский бежал от доменной печи, когда чугун, прорвав кладку подле летки, хлынул на литейный двор.