Степан Эрьзя

Степан не отстал от Тинелли, пока не добился полной ясности насчет дьяволов. По дороге в кафе Тинелли рассказал ему восточную легенду про одного царя, державшего сына взаперти, чтобы тот не сошелся с женщиной, так как мудрецы предсказали царю смерть от руки собственного внука. Однажды, сжалившись над сыном, царь все же решил показать ему мир и вывел его за пределы тюремной стены. Юноша, увидев в дворцовом саду одну из наложниц отца, спросил, что это такое. «Это дьявол, — ответил царь,— к нему приближаться нельзя». А когда он спросил сына, что ему больше всего понравилось в мире, тот ответил: «Дьявол!..»

Позавтракав в кафе, они немного погуляли по виа Новара, затем вышли на виа Буанаротти и дошли до поворота Монте Роза.

— Куда мы идем? — спросил Степан.

— Проветриваться, — ответил Тинелли, не вдаваясь в подробности.

Но когда в узеньком переулке, где едва могли разминуться два человека, они вошли в низенький подъезд серого неказистого палаццо и поднялись в довольно просторный вестибюль, на стенах которого висело несколько больших фотографий с полуобнаженными женщинами, Степан с удивлением воскликнул:

— Ты же меня привел в бордель!

— А где еще найдешь хорошеньких дьяволят, как не здесь?

Степан только покачал головой.

— Ну и ну!..

— Ты не думай, что это нужно мне, — заговорил Тинелли, усаживаясь на мягкий диван с малиновой обивкой. — Стараюсь, мальчик, для тебя. Я ведь тоже когда-то был молодым и все понимаю...

К ним вышла полная женщина в темном, как у монахини, одеянии, с кротким выражением лица.

— Синьоры, вы слишком рано пожаловали, — сказала она. — Наше заведение открывается только вечером.

— В моем возрасте, синьора, в ваше заведение можно ходить только по утрам, вечером мне у вас делать нечего.

Слова Тинелли вызвали улыбку на ее сомкнутых губах.

Спустя полчаса их пригласили в комнату на верхнем этаже, где сидели две довольно смазливые девицы, одетые настолько фривольно, что Степана даже покоробило. Завидев Тинелли, они обе прыснули от смеха...

3

Из Милана Тинелли повез Степана во Флоренцию, куда тот давно уже рвался, чтобы увидеть наконец создания Микеланджело, скульптора, которым он бредил еще в Москве, особенно восхищаясь копией «Раба», стоящей в вестибюле Строгановского училища. В Италии не как в России, из столицы одной провинции в столицу другой можно добраться за несколько часов: сели на тосканский поезд поздно вечером, а утром уже были во Флоренции, этой жемчужине Италии, родине многих выдающихся художников, писателей и государственных деятелей.

Тинелли не умолкал всю дорогу, без конца рассказывал Степану о чудесах этого не менее старинного, чем Милан, города: всю ночь они не смыкали глаз. Поэтому, прежде чем начать осмотр города, как следует выспались в гостинице, потом, не торопясь, пообедали. Начали с соборной площади, затем пошли по Кальцеоли, оживленной даже в вечернее время. Темная громада собора с гигантским куполом осталась слева. Вскоре вышли на площадь Синьории.

— Вон там, у входа в палаццо Веккио, триста с лишним лет простоял «Давид» Микеланджело, — сказал Тинелли. — Вот уже тридцать лет как его отсюда убрали и установили в академии, чтобы сохранить для потомков. Высекал он его прямо у собора под открытым небом. Здесь же, недалеко от этого палаццо, немногим раньше, прежде чем Микеланджело приступил к работе над своей статуей, был сожжен Савонарола.

— А кто он был — ведун или ведьма? Ведь раньше, кажется, ведьм сжигали? — спросил Степан.

— Не только ведьм. Галилея тоже едва не сожгли. Если бы не отрекся от своих воззрений, его постигла бы та же участь, что и Савонаролу.

— Зря отрекся. От своих взглядов отрекаться не следует, — произнес Степан.— Значит, тот, как его там, он не отрекся?

— Савонарола, — подсказал Тинелли и, немного помолчав, добавил: — Очень жаль, что ты, Стефан, не силен в истории. Художнику надо знать историю.

— Историю я читал по Карамзину, да и то урывками, все искал места позанимательнее... Где мне было изучать ее? Негде!

Тинелли никогда особенно не интересовался прошлым Степана, но считал, что тот сделал огромный шаг, уйдя от примитивной жизни своего маленького народа, обитающего в алатырских лесах, в цивилизованный мир. Конечно, Степан ему кое-что рассказывал о своем бедном народе, о его быте, нравах. Но Тинелли был человеком из другого мира, и ему трудно представить то, о чем говорил Степан...

С площади Синьории узенькими и темными переулочками они вышли на более широкую улицу и направились к старинному мосту через Арно.

— Я хочу тебе показать ночной Фиренце. Как он красив! Сейчас мы поднимемся к форту Бельведере. Оттуда открывается сказочный вид на город... Ты знаешь, древние жители Тосканы называли Фиренце цветущим. А в средние века его величали ля Белла, что значит красавица.