Степан Эрьзя

— Как же с вами быть? — неуверенно проговорил Степан после некоторого раздумья. — Сейчас я не могу вам что-либо обещать. У меня нет своей мастерской. Я нахожусь у Пожилина на положении квартиранта. Вот найду помещение, если уж хотите, приходите.

— А знаете, давайте вместе искать, — предложила Елена.

— Буду вам очень благодарен...

Через два дня они появились снова, радостные и оживленные: оказывается, нашлось замечательное помещение, почти в центре Москвы, в Высокопетровском монастыре, где до этого помещалась мастерская скульптора Ковыкина. Степан никак не ожидал такой прыти от своих будущих учениц и охотно согласился туда перебраться.

Переезжая на новое место, он впервые заметил, что уже наступила осень, и разозлился на себя. Как он живет, черт возьми, даже не видит, что делается вокруг. Навстречу им то и дело попадались кареты скорой помощи: с Восточной Пруссии прибывало много раненых. Улицы Москвы казались пустынными.

Мастерская, хотя и находилась в полуподвале, была довольно светлой и сухой, что особенно важно. На зиму, когда дни будут короткими, можно подключить несколько добавочных электрических лампочек.

Ученицы Степана быстро навели в мастерской порядок, а сам он сколотил из досок несколько рабочих столов, пару скамеек и широкий топчан для постели. Стружки и обрезки сложил в углу, предупредив девушек, чтобы они их не выкидывали.

— Для чего вам этот мусор? — с удивлением спросила Елена.

— Это не мусор, а дрова. Зимой, должно быть, в этом подвале будет адский холод. Поставим времянку и станем топить.

На оборудование мастерской ушло не более двух-трех дней, еще день Степан занимался заготовкой материала: привез глину, на складе памятников Дорогомиловского кладбища достал несколько кусков мрамора, заплатив за них приличную сумму.

Первой работой на новом месте стала женская фигура в рост, названная впоследствии «Монголкой». Приглядевшись к своим ученицам, Степан остановил выбор на Оде и попросил ее попозировать, отчего та пришла в замешательство.

— Что вы, Степан Дмитриевич, мне же придется раздеться?

— Ну и что здесь особенного?

Подругу принялась уговаривать и Елена, без которой Степану вряд ли удалось бы добиться ее согласия.

Общими усилиями мраморный брус был поставлен на попа и прислонен к одному из рабочих столов. Оде пришлось выстоять по часу не более трех сеансов. Работа продвигалась быстро, к концу недели контуры фигуры в основном уже были закончены. Ученицы, как могли, помогали Степану.

— В этом и состоит учеба, смотрите и делайте, как я, — говорил он им.

— Но делать, как вы, мы вряд ли сумеем, — ответила Елена, убедившись, что значит рубить мрамор.

— Мрамор не единственный материал. Глина — вот основное. Дерево для этого тоже подходит. Во дворе в дровяном складе я заметил крепкий сучкастый чурбак, его никак не могли расколоть, обязательно выпрошу у сторожа и попробую из него что-нибудь вырезать. Я еще ни разу серьезно не брался за дерево. Дерево — материал капризный, точно женщина, которая не хочет позировать.

При этих словах Степан, улыбаясь и подмигивая, посмотрел на Оду.

— Ко мне, Степан Дмитриевич, это не относится, — заметила та.

— Хорошо, что за вас взялась Елена.

— А она сама?

— Ничего, и до нее дойдет очередь, я ее приберегу для Евы...

В начале зимы мастерскую Степана посетили два корреспондента из «Русской иллюстрации» и вскоре в этом периодическом издании было помещено несколько фотографий его скульптур, а на одной заснят и он сам за работой.

Как и предполагал Степан, с наступлением морозов в мастерской стало настолько холодно, что к утру вода в ведре покрывалась тонким слоем льда. Иногда, заработавшись допоздна, девушки оставались ночевать здесь. Тогда Степан уступал им свой топчан, а сам ложился на двух сдвинутых вместе скамейках. В одну из особенно холодных ночей они не выдержали до утра и ушли домой посреди ночи. Назавтра они застали скульптора за новым занятием — он мастерил железную печку.

— Больше не убежите от меня, будет жарко.

Печь поставили посреди мастерской, от нее потянулась к одному из окон длинная кишка составных труб с кривыми коленами, подвешенная в нескольких местах на проволоке к потолку. Дровами их снабжал тайно от хозяев монастырский сторож. Он же прикатил в мастерскую приглянувшийся Степану чурбак.

— Не знаю, для чего вам этот пень, нешто камни собираетесь колоть на нем? — сказал ой при этом.

Вечерами, когда Степан оставался один, сторож частенько заходил к нему погреться и покурить, а заодно и побеседовать с умным человеком, как он называл скульптора в разговоре с другими. Впервые увидев «Монголку» и «Обнаженную», многозначительно заметил:

— Для чего тут выставил голых баб, срам ведь?

— Какой же срам? — возразил Степан.

— Смущают очень, окаянные. На них и одетых-то глядеть грех один.

Вскоре Степан получил заказ на портрет известной в то время балерины Федоровой, которую обычно называли Федорова 2-я. Опять же о нем позаботился его бывший учитель Волнухин, направив заказчиков в мастерскую Эрьзи.