Стенка на стенку

— Я просто предположил, что против нас играют люди серьезные, а следовательно, и вести себя они должны соответствующе. Речь идет об очень крупных бабках. — Филат повернулся к шоферу — Надо найти автосервис, где нам могли бы заменить стекло без лишних вопросов…

— Такое же крепкое ставить? — спросил Глеб, на секунду задумавшись.

Филат хмыкнул:

— Если найдется попрочнее, я возражать не стану.

— Есть тут недалеко одна контора, но там берут большие бабки.

— Заплатишь сколько попросят. Ну, что стоишь? Поехали! Да смотри на дорогу, а то не ровен час опять какая-нибудь шавка под колеса полезет.

Через пятнадцать минут были на месте. На джип с выбитым стеклом никто не обращал внимания, даже когда они остановились на светофоре: вид расстрелянной иномарки был таким же привычным атрибутом города на Неве, как его многочисленные летние фонтаны. Только однажды два пацана ткнули пальцами в их сторону и тут же потеряли к джипу всякий интерес, заговорив о чем-то своем.

Глава 10

В особнячке на Якорной жил Селезень — давний приятель Филата. Он сошелся с ним на второй своей отсидке — в курганской пересылке, откуда их вместе отправили в лагерь недалеко от Перми. Судьба распорядилась так, что до этого они пробыли в спецотряде ВДВ почти два года, а потом жизнь развела их так же неожиданно, как и свела. Однако с тех пор они не теряли связи и частенько созванивались, а то и наезжали друг к другу с визитами.

Игорь Селезнев, или просто Селезень, в «парилку» угодил довольно рано, в неполные восемнадцать лет, — за грабеж. Подставил нож под горло пьяненькому мужику на улице и вместе с кошельком прихватил его портфель, в котором оказались какие-то официальные бумаги. Селезня сцапали уже через четыре часа: пьяный мужик был инспектором Минтяжмаша, а бумаги оказались финансовыми отчетами какого-то «почтового ящика». Селезня спас малолетний возраст — а не то греметь бы ему на полную катушку.

Игорь попал в «правильную» зону, однако на лидерство он никогда не претендовал и самое большее, чего добился в воровской карьере, так это стал отцом семьи. Правда, и семья была немалая, человек в тридцать. Но отцом он был справедливым: умел греть тех, кто томился в ШИЗО, способен был дать нужный совет молодняку, заступался за тех, кто ввязался в конфликт по недоразумению.

Вернувшись с зоны, он прочно осел в Питере. Вел едва ли не обывательский образ жизни, и соседи даже не подозревали о том, что за стенкой живет парень, который отсидел по серьезной статье. И уж, конечно, они не могли знать, чем он занимается. Его благопристойный вид: отглаженный костюм, яркий галстук и до блеска начищенные ботинки — позволял считать, что чина он немалого и если не заведует банком, так наверняка служит где-нибудь в иностранном представительстве. Они почти не ошибались. Селезень был в Питере большим человеком. Выйдя из заключения, он решил поступить в финансовый вуз и, к собственному удивлению, закончил его успешно и без особых усилий. Неожиданно он обнаружил в себе способность делать деньги — но совсем не тем грубым методом, с которого он начинал воровскую карьеру. Оказывается, существовала масса всевозможных способов обогащения, куда менее опасных, но тем не менее куда более прибыльных. Селезень умел находить в экономическом законодательстве бреши, из которых при умелом подходе можно было выпустить золотые ручейки. Он был одним из первых, кто в кампании ваучеризации увидел возможность наварить миллионы долларов и «за ваучеры» скупал промышленные комбинаты и склады, таксопарки и порты, АЗС и ГЭС… Не брезговал Селезень держать и табачные киоски, если они давали стабильный доход. Он был генератором идей, и питерские воры успешно использовали его знания для проникновения в экономический организм северной столицы.

Но потом он вдруг внезапно покинул Питер и перебрался в Екатеринбург.

Тамошние криминальные авторитеты, прознав про его предпринимательские таланты, сделали ему предложение, от которого он не смог отказаться — хороший процент за разработку «бизнес-плана» по развитию уральских машиностроительных предприятий.

Сблизившись с уральцами, Селезень сделал там головокружительную карьеру, в конце концов став ни больше ни меньше как держателем уральской воровской кассы.

Он оказался одним из немногих чужаков на Урале, кому тамошняя братва доверяла полностью. О его роли в уральских делах не догадывались даже смотрящие Питера — ни Шрам раньше, ни Красный теперь. При всем том Селезень оставался сам себе хозяин и тихо следил за тем, что делается в Питере, а также надзирал и за смотрящим, мотая себе на ус все, что узнавал о нем интересного.