Однако некоторые обстоятельства приходилось брать в расчет: Огульников на плохой номер просто не согласился бы и наверняка устроил бы скандал. Связываться с ним никто не хотел, а Кострова, с которым он дружил, автоматически невозможно было разместить в другом месте.
Ловкая Виктория Викторовна прекрасно справилась с поставленной перед ней задачей. Она, несомненно, разбиралась в людях и знала, что, например, интеллигентный Радкевич возражать не будет, Извекову она сумеет осадить, остальные же просто не посмеют рта раскрыть, а потому последовательно проводила в жизнь принципы экономии.
В номере Ирины стояли телевизор и телефон. Единственный на всю гостиницу! В других номерах такой роскоши не предполагалось. Следовательно, в «Приморской» Ира получила «президентские апартаменты». Это соображение несколько развеселило ее. А когда она по вызову Чекалиной пришла в гостиницу «Алушта» и увидела, что там просто стадами бегают непуганые тараканы, то не отказала себе в удовольствии слегка позлорадствовать.
— Пошли к морю! — восторженно предложила Стелла, когда Ирина освободилась.
— Ну пошли, — без особого энтузиазма согласилась та.
Вода была еще слишком холодной, чтобы купаться, и они просто побродили по пустынному пляжу. Стелла побросала в волны камешки. Впервые оказавшись на море, она от всего приходила в восторг, ее даже не смутила малосъедобная пища, которую им подали в находившейся неподалеку от гостиницы столовке.
Затем подруги отправились бродить по городу. Пока недовольная всем на свете Ирина ворчала и брюзжала, Стелла наслаждалась созерцанием красот южной природы, которая вызывала в ее воображении образ томной восточной красавицы, лениво возлежавшей на шелковых подушках. Правда, в женщине этой все было немного «слишком» — слишком черные волосы, слишком густые сросшиеся брови, слишком румяные щеки и слишком роскошные формы.
Ирину же несколько примирило с «кошмаррной» действительностью изобилие дешевых овощей и фруктов, которыми торговали буквально повсюду. Набрав даров природы и превратившись, по выражению Ирины, «в неких вьючных животных с завидущими глазами и полным отсутствием мозга», они вернулись в гостиницу.
Вечером в номере Ирины и Стеллы собрались все актеры. Пришла даже нелюдимка Извекова. Захватив овощи и фрукты, купленные во время прогулки по городу, и не съеденные в дороге припасы, они устроили импровизированный ужин под телевизор, который показывал только передачи первой программы, причем без звука.
Погрузившись рано утром в автобус, актеры под предводительством Ирины отправились на место, выбранное для съемок. Это было городское кладбище.
К моменту появления режиссера и оператора работа уже кипела вовсю.
Лена и Клавдия Михайловна роздали костюмы, и, превратив автобус в импровизированную переодевалку, актеры, разбившись на группы, по очереди приводили себя «в боевую готовность». Эльвира ничтоже сумняшеся накладывала грим прямо под открытым небом, наслаждаясь ярким по-южному солнцем.
Едва успевшая переодеться Ирина, которую Эльвира начала причесывать, услышала трубный глас режиссера и помчалась к нему. Платье доставляло ей массу неудобств. Ей приходилось семенить, передвигаясь мелкими шажками, или задирать подол до не могу и выше, кроме того, шлейф-крылья все время за что-то цеплялся. Поскольку в соответствии с великим замыслом режиссера им предстояло сниматься босиком, Ирина разулась и немедленно поняла, что ей совсем не нравится передвигаться подобным образом. Постоянно завязывать и развязывать шнурки кроссовок казалось ей обременительным, поэтому она сняла с Романова кроссовки сорок последнего размера, в которые могла просовывать ноги, не развязывая шнурков, и в таком виде предстала перед режиссером.
Она не сразу сообразила, почему, едва взглянув на нее, Михаил разразился гомерическим хохотом, однако, представив себе, как она смотрится со стороны: с начесанными только с одной стороны и торчащими дыбом волосами, в задранном почти до бедер платье, в огромных кроссовках на тонковатых ногах, с хлопушкой в одной руке и бамбуковыми «веригами» в другой, — веселья режиссера не разделила. Мрачно взглянув на него, она заявила:
— Нечего надо мной издеваться, Михаил Георгиевич. Я не по своей воле тут чучело огородное изображаю. Вы экономию наводите, а все шишки на меня! И смеетесь еще…
Напустив на себя серьезность, режиссер сказал:
— Попросите, пожалуйста, всех поторопиться. Оператор боится, что солнце уйдет.
Съемочная группа расположилась на взгорке, обнесенном невысоким, кое-где осыпавшимся каменным бордюром. Снизу, с дороги, их не было видно.
Освободившийся одним из первых Романов в белой хламиде, заменявшей ему костюм, с кучей образков и ладанок на шее, прихватив книжку, отправился бродить между крестами.
Он уходил все дальше и дальше, поднимаясь по склону вверх, и, точно забыв обо всем, время от времени взмахивая свободной рукой, декламировал Хайяма. Судя по всему, он спокойно переносил отсутствие кроссовок и не реагировал на попадавшие под ноги камушки, как неженка Ирина.