Стейниц. Ласкер

Внешних данных для решения проблемы Пильсбери петербургский турнир как будто не дал: ведь из шести партий Ласкер выиграл у него лишь одну при трех ничьих и двух поражениях... Но видел шахматный мир и видел Ласкер, что если в первой половине турнира набрал Пильсбери из 9 партий — 6 1/2 очков, то во второй половине 9 партий дали ему лишь 1 1/2 очка, и окончил он третьим, отстав на 3 1/2 очка от Ласкера, на 1 1/2 от Стейница. Пильсбери, взлетев на вершину, стремглав упал с нее, в то время как Ласкер мерным и верным шагом шел в гору: 5 1/2 очков после первой половины, 6 — после второй. Не на самомнении, а на реальности могла, стало быть, базироваться внутренняя уверенность Ласкера, что он сильнее.

В каком же свете предстала перед Ласкером проблема Пильсбери?

Этот талантливейший ученик Стейница возродил понятие шахматного «блеска», отрицавшееся Стейницем, но возродил его не на чигоринской, а на стейницевской основе. Он показал, как выигрывают комбинационно спокойную закрытую позиционную партию, как возникает победная буря из кажущейся идейной тишины. И тут, в умении выиграть эффектно, сенсационно он был сильнее Ласкера того периода. Но выиграть тихо, незаметно, готовить победу так, что она падает, словно яблоко с дерева, — это если и умел, то не любил Пильсбери. Играть — для него означало демонстрировать себя, свой шахматный гений. Не законами борьбы, а законами сенсации руководствовался Пильсбери. Отсюда и возникла его страсть к эффектным сеансам — он был рекордсменом игры вслепую; он ухитрялся играть одновременно вслепую 16 шахматных партий, несколько партий в шашки, также вслепую, и в то же время сидеть с партнерами за партией бриджа. Такое «расточительство гения» было в корне чуждо ласкеровскому духу, даже, можно думать, шокировало ту суровую мораль борьбы, носителем которой Ласкер является. И такого соперника мог он считать подчас грозным, моментами — непреодолимым, но, во времени, несерьезным.

Беспутство не прошло даром гению, Пильсбери надорвался. 1895—1896 годы — вершина его успехов. Он рано умер — в 1906 году, но все эти оставшиеся годы он безуспешно догонял Пильсбери 1895 года — и догнать не мог. Он догонял себя, а Ласкер шел вперед.

Уже после Петербурга не было места для язвительной иронии Тарраша. А после Петербурга был, в том же 1896 году, — Нюренберг.

Тут, в городе Тарраша, где он был председателем местного шахматного клуба, поставившего себе целью организовать турнир еще сильней, чем в Гастингсе, эта большая пятерка встретилась опять. Снова тут был Яновский и снова, как бывает на каждом турнире, новички — молодой венгерец Геза Мароци, молодой чех Харузек, в общем 19 человек.

Распределение мест на этом турнире резко отличается от гастингского. На далекое, девятое место отпадает Чигорин, а на втором месте в таблице — молодой Мароци с 12 1/2 очками. Пильсбери, вместо первого места, занимает третье и четвертое, деля его с Таррашем — по 12 очков, и на пятом месте находится Яновский — 11 1/2 очков.

Опередив на очко второго призера, таблицу возглавляет Ласкер, взявший блестящий реванш за гастингское поражение при встрече с Таррашем.

Петербург и Нюренберг — достаточное доказательство даже для Тарраша. Чемпион защитил свое звание. И больше того: шахматный мир убеждается, что ни Чигорин, ни Тарраш, ни Пильсбери как соперники ему более не страшны, — их песня в этом смысле спета. Таррашу приходится утешаться тем, что в выпущенном под его редакцией сборнике партий нюренбергского журнала помещена любопытная таблица — таблица «везения», устанавливающая, какое количество партий у каждого было спасено от проигрышей или выиграно благодаря «счастью», «везению». И в этой таблице на первом месте стоит Ласкер: по мнению редактора сборника, целых пять очков было ему подарено партнерами, проигравшими либо выигранные, либо ничейные партии, благодаря грубым ошибкам.

Спорить с этим утверждением было трудно. Но Ласкер и не спорил. Он не возражал против? того, что и счастье является фактором в борьбе. Но и этот фактор нужно уметь организовать — этого Тарраш не понимал.

И все же полного удовлетворения результат турнира не мог доставить Ласкеру. Он проиграл три партии — Пильсбери, Яновскому, Харузеку, проиграл, будучи разгромленным бурной атакой во всех трех случаях. Над этим стоило призадуматься: следовательно, в его игре еще чего-то нехватало, значит, защитительные его методы еще не на полной высоте. Тем лучше, — значит, есть еще чему учиться.

Эмануил Ласкер в 1896 году