Стефенсон

Он подробно указывал, насколько пагубным окажется для железных дорог подобная погоня за дешевизной. «Почтенные члены парламента, — заканчивалось несколько иронически это смелое письмо, — склонны теперь переоценивать возможности локомотива в такой же мере, как несколько лет тому назад они их недооценивали». Письмо достигло цели.

В ближайшее же выступление Пиль поспешил исправить свою точку зрения, целиком солидаризируясь со Стефенсоном. Это заочное столкновение внушило знаменитому государственному деятелю желание познакомиться поближе с инженером-самоучкой. Он дважды приглашал Стефенсона посетить его летнюю резиденцию в Драйтоне. «Я не настолько честолюбив, — довольно бесцеремонно отклонил эти лестные приглашения Стефенсон,  — чтобы путаться с такой изысканной компанией; в этом высоком обществе я наверное буду чувствовать себя как рыба на берегу».

Однако третье настойчивое приглашение он оказался вынужденным принять. «Ладно, сэр Роберт, — ответил он, — я глубоко чувствую вашу любезность и не смею более отказаться».

В Драйтоне Стефенсон бывал впоследствии неоднократно и встречался здесь со многими выдающимися людьми, имена которых были хорошо известны в политике, литературе, искусстве и науке. Как и все, имевшие случай познакомиться с мистрисс Пиль, он был очарован красотой и обворожительными манерами прелестной хозяйки Драйтонского замка. Еще более сильное впечатление произвел на него великий государственный деятель, человек, о котором Ричард Кобден — известный английский экономист, глашатай фритредерства, — сказал: «Ни турецкий султан, ни русский император не имеют такой власти, как Пиль».

Присматриваясь к величественной внешности хозяина, к его статной, высокой фигуре и чисто римскому профилю, прислушиваясь к его корректным, вежливым фразам, за которыми проглядывает буквально стихийная вера в свою силу, высокомерие и холодная расчетливость искушенного политика, Стефенсон невольно сравнивал собственную судьбу с этой блестящей карьерой.

Сын нортумберлэндского кочегара, в доме которого царила беспросветная нужда, сидит за одним столом с баронетом, наследником богатейшего фабриканта, владельцем одного из семи самых крупных состояний во всей Англии. Самоучка, подобравший с величайшим трудом жалкие крохи образования, лишь в двадцать лет научившийся кое-как читать и писать, беседует с блестящим питомцем Оксфорда, получившим двойную награду по литературе и по естественным наукам. Сколько препятствий, горьких разочарований, почти непреодолимых преград было на пути от «пикера», сортирующего своими детскими ручонками добытый уголь, до знаменитого инженера — «отца железных дорог». А этот человек, казалось, с первого дня рождения был предназначен к выдающейся карьере. Пятилетним мальчуганом его для забавы заставляли произносить импровизированные речи. К двадцати годам богатство отца принесло ему место в парламенте, а через три года он сделался государственным секретарем. Теперь ему едва перевалило за сорок, а он уже дважды возглавлял министерство.

В этом блестящем обществе Стефенсон никогда не мог освоиться по-настоящему. Ему трудно поддерживать разговор о театре, которого он не понимал и почти не посещал. Музыка? Он большой поклонник народных песен, он сам любит распевать на своем нортумберлэндском диалекте старинные английские песни, но он плохо разбирается в этих сложных музыкальных произведениях, которыми сейчас так модно восхищаться. Только чувство такта и природная живость ума позволяют ему не оказаться белой вороной в светской гостиной самого знаменитого политического деятеля Англии.

Однажды за обедом одна из присутствующих дам, стараясь показаться ученой, обратилась к Стефенсону с глубокомысленным, по ее мнению, вопросом:

— Скажите, мистер Стефенсон, какую силу в при роде считается вы наиболее могущественной?

Ответ был столь же галантен, как и остроумен.

— Я, миледи, отвечу на ваш вопрос без труда, — это глаза женщины для того, кто ее любит. Ведь если влюбленный юноша отправится на самый край света, воспоминание о глазах возлюбленной всегда вернет его обратно. В мире нет другой силы, могущей сделать то же самое.

В 1846 году второе министерство Пиля было свергнуто, хотя он и остался вождем тех, кто добивался пресловутой свободы торговли.

Теперь хозяину Драйтонского замка нет нужды постоянно носить маску холодного высокомерия и отчужденной замкнутости. Стефенсон охотней пользуется его гостеприимством. Со своим гостем он охотно говорит о последних европейских событиях, в непринужденной беседе критикует внутреннюю политику правительства.

Все чаще приходят сведения о напряженном внутреннем политическом положении в ряде европейских стран. То были отдаленные раскаты грозы 1848 года, которой скоро предстояло снова потрясти трон не одного европейского монарха.