Стечение обстоятельств

Телефонный звонок раздался, едва Настя переступила порог квартиры. Звонил Гордеев, сильно встревоженный.

— Как ты, деточка? Оклемалась?

— Более или менее.

Настя взяла аппарат и прошла с ним в кухню, плотно притворив за собой дверь. Она опасалась, что на лестнице возле квартиры могут оказаться любопытные уши.

— Все сработало. Тебя провожали. Трудно пока сказать, кто это — сам или подручный. Но до подъезда он тебя довел. Так что с этим порядок, все идет по плану.

— Слава богу, не зря мучилась.

— Теперь вот что, Анастасия. Одну я тебя на ночь не оставлю. Не хватало еще, чтобы тебя «неотложка» увезла. Возражений не принимаю, но имеешь право выбирать. Кого к тебе прислать?

— Не надо никого, Виктор Алексеевич. Обойдусь.

— Ты плохо слышишь, Анастасия? Я сказал, ты имеешь право выбирать, а не решать. Решаю я. Так кого?

— А эту, из ресторана, нельзя? Она в вену с первого раза попадает.

— Эту нельзя. Ее видели. Может, Захарова?

— Только не Захарова, — поспешно, даже чересчур поспешно, ответила Настя.

— Коротков тебя устроит?

— Устроит. Только жалко его дергать. У него страстный, но ограниченный во времени роман.

Колобок, похоже, рассердился.

— Знаешь что, дорогая, ты эту благотворительность прекрати. У меня романы нашего Тристана в одном пикантном месте уже сидят. Всех денег, как говорят, не заработаешь, всех женщин не перелюбишь. Так что не валяй дурака.

Коротков приехал грустный, его массивная фигура словно уменьшилась в размерах, широкие, обычно развернутые плечи поникли.

— Неужели так серьезно? — сочувственно спросила Настя.

— Очень. Не знаю, что с этим делать. Просто болезнь какая-то.

Для влюбчивого Юры Настя всегда была наперсницей, плакательной жилеткой и спасательным кругом одновременно. Если роман заканчивался неудачно, она буквально за уши вытаскивала Короткова из депрессивной ямы, в которую он каждый раз собирался сваливаться. Настя и сама видела, что случай с Семеновой — особенный. Обычно Юра в разгар очередного увлечения бывал радостно воодушевлен, глаза горели, работа спорилась, у него словно крылья вырастали. А в этот раз он был подавлен и разбит, будто тащил неподъемную ношу. Настя не смогла бы точно определить, какое чувство в ней берет верх — сочувствие или белая зависть. Ей были недоступны любовные переживания ни в виде окрыленности, ни в виде тоски. Нежная привязанность — самое большое, на что она считала себя способной. Может быть, когда-нибудь, думала она, это случится и с ней. Ведь случилось же в юности, но только однажды, больше десяти лет назад. И с тех пор ни разу не повторилось. Наверное, у компьютера на двух ногах не может быть сильных эмоций. Такая, видно, у нее судьба.

— Как себя чувствует сердечный друг Александр Евгеньевич? — поинтересовался Юра.

— Резину тянет. Ни да, ни нет, а гораздо сложнее. Принципиальное согласие дал, но просил еще несколько дней, чтобы собрать деньги.

— Судя по его передвижениям, он и не пытается их собрать. Не по служебному же телефону он решает свои вопросы. Разве что из дома звонит. Но скорее всего просто поручил кому-то. От руководящих замашек так просто не отвыкнешь.

— Хорошо, значит, схема пока работает. Будем ждать, когда Галл явится по мою душу и за рукописью.

— Не боишься?

— Боюсь. Ужасно боюсь. Особенно после сегодняшнего укола. Где вы такую медсестру выкопали?

— Колобок постарался. Он знает про твои хворобы.

— Все-таки трудно играть вслепую. Одни догадки. Просто удивительно, как это мы ухитряемся «в цвет» попадать. Ой, не сглазить бы. — Она торопливо постучала по деревянной табуретке.

— Ася, можно нескромный вопрос?

— Валяй.

— Когда Захаров здесь ночевал…

— Ну?

— У вас было что-нибудь?

— Почему тебя это интересует?

— Колобок сказал, что ты просила на сегодняшнюю ночь кого угодно, только не Захарова.

— Колобок — старый болтун и сплетник. Поставь чайник, пожалуйста.

— Так было или нет? — Юра зажег газ на плите.

— Что ты пристал? Было. И не было.

— То есть?

— Тебе не понять, у тебя сердце очень нежное. А у меня — деревянное. Сколько ни стучи — одни глухие звуки. Да, мы спали вместе. Но это — все.

— Ничего себе! А что еще должно быть?

— Перестань, Коротков. Неужели ты думаешь, что я должна влюбляться в каждого, кто переспит со мной из спортивного интереса?

— Но ведь не только он с тобой переспал, но и ты с ним. Тоже из интереса?

— Тебе это так важно? Сахар мне не клади.

— Важно. Я в себе пытаюсь разобраться. Не сердись, Ася. Поговори со мной об этом, пожалуйста.

— В таком случае давай будем говорить о тебе.

Но поговорить им не удалось. Снова позвонил Гордеев.

— Анастасия, тебя предупредили, что вся квартира нашпигована микрофонами?

— Нет. Зачем?

— Затем, чтобы не нестись, ломая ноги, задерживать каждого, кто порог переступит. Может, тебя сначала проверять будут. Поняла?

— Да.

Настя не торопясь допила чай, поставила чашку на блюдце, громко и отчетливо произнесла:

— Спасибо вам, товарищи, за благородство. Обещаю больше вас не смущать.

— Ты что? — удивился Коротков. — Крыша поехала?

Настя расхохоталась.