Стечение обстоятельств

Заказчик и Организатор ужинали в валютном «Пицца-Хат». Заказчик был деловит и энергичен, Организатор, напротив, рассеян и болезненно вял.

— Твой парень не очень чисто сработал.

Таков уж был характер Заказчика: даже если он хвалил или благодарил, всегда старался найти повод хотя бы для маленького упрека.

— Он не мой. Я его никогда не видел. Все через посредников.

— Сегодня ровно две недели, и пока все тихо. Более или менее. Так что будем надеяться, что обошлось.

Заказчик ронял короткие фразы, тщательно пережевывая горячую пиццу.

— А карточки?

Организатор поднял на собеседника больные глаза, в которых застыла безнадежность. Конечно, для Заказчика важнее всего рукопись, и он-то может успокоиться, потому что рукопись они раздобыли. А для него, Организатора, значение имеют только карточки, и даже не все, а одна, всего лишь одна, на которой крупными печатными буквами стоит его фамилия. Боже мой, какой позор, какой позор его ждет, если узнают… Добро бы еще статья была хозяйственная, тогда можно было бы отбрехаться, мало ли хозяйственников сегодня реабилитируют: мол, они опередили свое время. Вот хоть Стародубцева взять.

— А как же карточки? — повторил он.

Вопрос Заказчику не понравился. Он понимал, что карточки — его упущение. Надо же было ему запамятовать о такой ерунде! Дела из архива изъял, а про карточки вспомнил спустя несколько месяцев. Эта сучка припугнула его фотокопиями, но поди проверь — не врет ли. Может, и нет никаких фотокопий. Чтобы их сделать, надо, по меньшей мере, перебрать все карточки вручную, весь массив за несколько лет. А потом еще ухитриться остаться в картотеке одному, без свидетелей. Слишком сложно. Пожалуй, все-таки это блеф. Но даже если и нет, ему, Заказчику, уже все равно. Пусть найдут эти копии, пусть будет скандал. Ему-то что? Главное, скандал возникнет не по его вине, не из-за рукописи, первая волна пойдет не от него. Стало быть, с него и взятки гладки. А они, эти сытые политиканы, пусть сами расплачиваются за прошлые грешки. Так что черт с ними, с карточками этими. Дома у Филатовой Исполнитель их не нашел. Тот, кого подкупили, чтобы порылся в сейфе и в столе, тоже вернулся пустой. Ну, не совсем пустой, рукопись принес. Но фотокопий не нашел. Скорее всего их и в природе-то не существует.

— Не беспокойся, — уверенно ободрил он Организатора. — Их никто искать не станет. Пока была опасность, что выйдет книга, была и опасность, что начнут копать. Но книга-то не выйдет. Так что спи спокойно, старый развратник, — сыто хохотнул Заказчик.

— Какой уж тут сон, — пробормотал Организатор, с отвращением отставляя тарелку и наливая в бокал белое французское вино. — Ковалев со своей бандой вздохнуть не дает. Половину депутатов завербовал, будет своего шефа в премьеры пропихивать на съезде. А наша задача — сохранить нынешнего премьера, мы с ним вроде как в одной команде. Вот и воюем.

— Как твоя блондиночка? Все еще с тобой? А то, может, уступишь? — ехидно поинтересовался Заказчик. — Она для тебя старовата, ты ж у нас любитель молодого тела.

— Оставь, ради бога, — с тихой тоской сказал Организатор. — И без тебя тошно.

Глава 7

В пятницу Петровку опять почтил визитом Павлов.

— Что нового, Анастасия Павловна? Я свое слово держу, сегодня никуда не тороплюсь, так что вы мне — о ходе расследования, а я вам — об Ирочке.

Настя старательно рассказала ему, какие интересные открытия сделали Доценко и Лазарев, работая по версии «Интерпол». Из Карабаха турецкие экстремисты-террористы получали оружие, расплачиваясь за это наркотиками. Вполне возможно, что Филатову убили, пытаясь запугать Идзиковского, который слишком близко подошел к группе российских граждан, выполняющих роль посредников. В ответ Павлов предался лирическим воспоминаниям.

— Ирочка очень тяжело переживала разрыв с мужем. Даже хотела бросить диссертацию, хотя уже вот-вот должна была выходить на защиту. Для нее тогда все потеряло смысл: и работа, и любовь. Она ведь стихи писала, вы знали об этом?

— Нет, нам никто этого не говорил.

— Вот видите. Она скрытная была, ни с кем своими переживаниями не делилась. Это уже потом, много лет спустя, когда мы стали по-настоящему близки, она дала мне почитать кое-что из того периода. Вот, например:

Я одна в постылых буднях,
Как в безбрежном океане,
Мой корабль, такой надежный,
Не затонет никогда.
Мне так грустно, мне так трудно,
Мне так больно, мне так странно.
Бросить якорь невозможно
На дороге в никуда.

— Хорошие стихи, — одобрительно кивнула Настя.

— Не просто хорошие, — воодушевленно подхватил Павлов. — Прекрасные! Ирочка была талантлива во всем, не только в науке. А вот это она написала, когда похоронила мать: