Стечение обстоятельств

— Попробуем узнать кое-что. — Настя набрала номер телефона. — Будьте добры Эллу Леонидовну. — Прикрыв трубку рукой, она пояснила Гордееву: — Моя приятельница. Работает в клинике неврозов. Мы с ней вместе курс психодиагностики у Березина слушали… Эллочка? Здравствуй, это Настя Каменская.

Обменявшись любезностями, Настя попросила, если возможно, выяснить, по чьей протекции госпитализировали Шумилина Сергея Викторовича, 1968 года рождения. Элла обещала перезвонить.

Долгожданный звонок раздался в самом конце дня. Настя поговорила с Эллой и, озадаченно покачав головой, зашла к Гордееву.

— Шумилина в клинику устраивал лично сам Ковалев Виталий Евгеньевич.

— Подонок, — тихо пробормотал Виктор Алексеевич. — Ну, мы еще поглядим, кто кого.

И этот понедельник, двадцать второе июня, был таким же жарким, как все предыдущие дни. И снова, чуть приволакивая распухшие от жары ноги, Настя Каменская, не выносившая толпы и духоты, медленно брела мимо автобусных остановок домой. Она думала о том, что в русском языке слово «правда» — только одно, а слов, противоположных по значению, куда больше: «обман», «ложь», «неправда», «вранье». Может, потому, что правда — проста, а ложь многолика? Настя стала перебирать в уме синонимы этих слов на всех известных ей языках. Поглощенная своими лингвистическими изысканиями, она не заметила невысокого смуглого человека в очках, который на некотором отдалении следовал за ней от самой Петровки. Если бы с Настей рядом был Юра Коротков, он бы наверняка узнал этого человека. Но Юры не было, а обнаруживать наблюдение Настя не была приучена.

* * *

Во вторник ситуация неожиданно обострилась. Насте позвонил Дима Захаров, сообщил, что агентство, в котором он работает, получило заказ на сведения об Ирине Сергеевне Филатовой. Заказ передан, естественно, через посредника, да и самого посредника шеф все равно не назовет. Имя клиента — профессиональная тайна. Обычно ленивая и медлительная, Настя пулей влетела в кабинет к Гордееву.

— Виктор Алексеевич, у меня на телефоне Захаров из частного охранного агентства. Кто-то интересуется биографией Филатовой.

— Да? — Колобок сунул в рот дужку очков. — Любопытно. Какие будут суждения?

— Если уж нам так повезло с Захаровым, я думаю, есть смысл этим воспользоваться. Надо спеть им какую-нибудь песенку.

— Врать нехорошо, Анастасия, — пошутил Колобок.

— Это не ложь, а дезинформация. Зачем нам мучиться, устанавливая клиента, когда можно просто посмотреть, где нашу песенку будут повторять.

Настя вместе с Захаровым начала сочинять биографию Ирины, стараясь гармонично сочетать общеизвестные факты с изящной выдумкой.

А Виктор Алексеевич Гордеев вызвал к себе Ковалева.

— Виталий Евгеньевич, мне казалось, что в прошлый раз мы поняли друг друга. А вы меня подвели, нарушили нашу договоренность. Как же так? — мягко и вкрадчиво начал Колобок.

— Я вас не понимаю, — надменно ответил Ковалев.

— Вы разве не сообщили Виноградову о наших подозрениях в адрес его племянника? — невинно осведомился полковник.

— Я не счел возможным скрывать от него, — с достоинством произнес Виталий Евгеньевич.

— Могу я узнать, что вам ответил на это Виноградов?

— Вы что, допрашиваете меня? — возмутился Ковалев. — Почему я должен докладывать вам, что мне говорят мои друзья в личной беседе?

— Не должны, — мирно согласился Гордеев. — А вам не показалось странным, что Виноградов тут же госпитализировал племянника с таким диагнозом, который исключает проведение в отношении его процессуальных действий?

— Я вас не понимаю, — повторил Ковалев. — Сережа болен, очень болен, у него глубочайшая депрессия. Он нуждается в лечении и врачебном надзоре.

— Это понятно, — согласно кивнул Гордеев. — И на почве чего у него такая глубокая депрессия?

— Трагедия в личной жизни. — В голосе Ковалева послышалась уверенность. — Любимая девушка обошлась с ним незаслуженно жестоко, а в этом возрасте, сами знаете, когда рушится любовь — рушится мир.

Виктор Алексеевич сочувственно поцокал языком.

— Надо же, как бывает. Такой красивый, статный парень, косая сажень в плечах, девушки должны его обожать.

— Да-да, — оживленно подхватил Ковалев, — так всегда и бывает, но вот сошелся свет клином на одной — и вся жизнь прахом.

Гордеев помолчал, потом очень тихо спросил:

— Виталий Евгеньевич, вы не испытываете неловкости?

На самом деле Гордееву хотелось крикнуть во весь голос: «Неужели вам не стыдно?!»

— Неловкости? Почему? — Ковалев закинул ногу на ногу, видимо, полагая, что можно расслабиться после успешного прохождения подводного рифа.