Ставка на выбывание (СИ)

Не сомневаясь, что Маша выполнит свое обещание, оставил ее и снова спустился на первый этаж. Еще когда вел жену в спальню, заметил Рому в гостиной, но не показал своего удивления и не стал ничего говорить ему при ней. Сделал вид, что так и надо.

— Что ты здесь делаешь? — спросил резким тоном. — Я тебя отпустил.

— Собираюсь помешать тебе наделать глупостей. — Вытолкнув себя из кресла, преградил Бажину путь.

— Отойди.

Мелех не двинулся с места.

— Это приказ.

— Наденьке будешь приказывать, — спокойно возразил Роман, — у меня рабочий день уже закончился.

— Ты круглые сутки мне подчиняешься. И в любое время будешь делать то, что я тебе говорю.

— Конечно, — согласился с тем же ледяным спокойствием, — поэтому я не позволю тебе просрать пять лет моей работы. Я все эти гребаные пять лет землю рою и мечтаю этому ублюдку пулю в лоб пустить, а ты сейчас собрался это за меня сделать. Давай тогда уж сыграем в «Камень, ножницы, бумага», так честнее будет.

ГЛАВА 25

— Рома, я тебя одним движением засуну туда, откуда когда-то вытащил, — угрюмо пообещал Бажин, выслушав тираду Мелеха.

— Не сомневаюсь, — безрадостно улыбнулся Роман, — но мне-то похрен, и ты это знаешь. Я у тебя работаю, не чтобы красиво жить и сыто есть, мне на деньги насрать. Это ты тоже знаешь. Думаешь, у меня все внутри не кипит? Не кипит, думаешь? По-твоему, мне легко каждый день рожу его видеть? Тебе и не представить…

— Ты говори да не заговаривайся! Он моих родителей убил! — рявкнул Виталий.

— Я не то хотел сказать.

— Ты знаешь, что такое мужская гордость?

— Знаю. И что такое мужская гордость, я знаю, и много чего другого я знаю.

— Он пытался очернить меня перед моей женщиной. Почти женой. Я даже не говорю, что в ее положении это дерьмо вообще нельзя слушать и обсуждать!

— За это не стоит переживать. Маша любит тебя, она просто не поверит…

— Какая любовь, Рома! Я не про это!

Не про любовь думал, когда Машку ждал. Совсем не про то, что она доверие к нему потеряет, любить перестанет. Не о себе беспокоился — о ребенке думал. Боялся, что Маша с собой что-нибудь сделает. Не дай бог, конечно. Саму мысль озвучивать страшно, но это же Маня… Мало ли, что ей в голову стукнет. Поверит и решит, что рожать от него и правда нельзя.

Как после всего этого успокоиться? Как себя в порядок привести, когда внутри все звенит отголосками прошлого?

Правильные вещи, конечно, Рома говорил, однако простой логики не хватало. Не находил в ней силы, чтобы уязвленные чувства усмирить.

— Давай так. Сядь и успокойся, подожди полчаса, — предложил Мелех. — Если через тридцать минут ты не передумаешь, я не буду тебя останавливать. Обещаю. Но, прежде чем ты на что-то решишься, подумай, какую мы проделали работу, сколько времени на это угробили и сил.

Ты лучше всех знаешь, что по-другому эту суку нам никак не достать. Его в порошок стереть надо со всеми его потрохами, со всем лизоблюдами.

Юдин именно на это рассчитывал: надавить на мужскую гордость, на уязвленное самолюбие, — чтобы почву выбить из-под ног. Это я должен ему пулю в лоб пустить, потому что терять нечего, все уже потеряно. Дорожить мне нечем, и жизнь моя сама по себе ничего не стоит. А тебе нельзя. У тебя Машка. Ребенок будет скоро. Такую же судьбу для него хочешь? Чтобы твой сын так же, как ты, один на один с этими шакалами остался?

Виталий молчал, но ответа Мелех не ждал. Не для того спрашивал. Хотел, чтобы не ему ответил, а себя услышал. Сейчас не слышит: голос разума стал тих перед злостью и яростью.

— Почему ты думаешь, что сын?

— Не знаю, — чуть пожал плечами Роман. — Смотрю на нее и мне кажется, что с пацаном она ходит. Пацана носит. Вот посмотришь. Давай на ящик коньяка поспорим: мальчик будет.

Виталий усмехнулся:

— Давай. Только ты не пьешь, какой смысл с тобой спорить на коньяк? Давай на деньги тогда.

— Нахрена мне твои деньги? На коньяк интереснее. Ради такого случая я даже свои правила нарушу.

— Да. Некоторые правила грех не нарушить. Поехали.

Роман напрягся: неужели не убедил? Ему и сказать-то больше нечего. Как мог старался убедить. Неужели все напрасно?

— На Кутузовский меня отвези. Там сегодня ночевать буду.

— Поехали, — облегченно вздохнул, радуясь, что Бажин отказался от мысли встретиться с Юдиным. Ничего хорошего это не принесет, а только усложнит ситуацию. Или вообще все разрушит.

Маша честно пыталась выполнить обещание. Легла в постель, крепко закрыла глаза и попыталась заснуть, но взбудораженное сознание снова и снова прокручивало разговор с Виталием. Вспомнились его шутки про яд малыми дозами, свернутые мозги и справку с диагнозом. Теперь все иначе выглядело: сказанные вскользь слова не казались смешными. Другой в них смысл и другой оттенок. Болью отдавали они, страданием.

Сколько же перетер Виталя в себе, переборол. Да, он богат и влиятелен, вот только боль ни за какие деньги не выкупается.

Отчего-то снова пробило холодной дрожью, и Маша села на постели, как от толчка в грудь. Так же и встала, будто поднятая неведомой силой.