Статус-Кво

— Я тебя не виню, если что. — Его негромкий голос разрезал напряженную тишину, когда я мрачным взглядом смотрела на его повязку. — Сам масла в огонь подлил. Надо бы, конечно, все равно тебе пиздюлей ввалить, да сил нет и полномочий. Папа раньше мало подзатыльников тебе давал, а сейчас, очевидно, это уже бесполезно.

Я угрюмо шмыгнула носом и опрокинула в себя бокал, поморщившись от дерущего горло и пищевод алкоголя, тяжело ухнувшего в желудок. Требовательно ткнула его в плечо бокалом. Лисовский усмехнулся, скосив на нахохлившуюся меня взгляд, и налил еще. Тишина напрягала. Скорее всего, только меня, потому что он выглядел спокойным, задумчиво глядя на бутылку, поставленную на свое согнутое колено, и слегка покачивал за горлышко пальцами, играя плеском жидкости. Затяжка, дым в сторону, серебро в глазах следящее за игрой янтаря в бутылке.

— Если отбросить все эту грязь, имею в виду твои скалящиеся зубы и мою насмешку… просто на несколько минут отбросить, я могу спросить, почему ты ведёшь себя как скудоумная? — негромко спросил он, не переводя на меня взгляд.

Я прыснула, невесело глядя на него сквозь стекло бокала. Вопреки ожиданиям он был серьезен. Выглядел просто бледным и бесконечно усталым. Он опять усмехнулся, но против обыкновения без холода, иронии и своей ублюдочной надменности. Легко и просто, как усталый мужик. Которого из-за меня чуть не зарезали, а он мне такой: «ну ты там себя не вини, у тебя просто мозгов нет, я все понимаю». И не возразишь, сука.

Прыснула повторно и снова выпила виски. Второй раз прокатилось в желудок легче. Откинулась на спинку кровати, осторожно наслаждаясь теплом от алкоголя и стараясь сосредоточиться только на нем.

— Голова у тебя со скрипом, но все же варит. Вникнуть пытаешься. Сегодня после переговоров пару раз меня удивила. Ты не дура, но почему ведешь себя так, не пойму. — Серые глаза смотрят на мой профиль, чуть прищуриваются, без уже привычного испытывающего выражения, просто как человек заинтересованный задачкой на сообразительность.

Полуприкрыла глаза и медленно выдохнула. Только тянущего чувства в солнечном сплетении это не смягчило.

Не хочу.

Не надо.

Он внезапно положил ногу на мою. Наглое движение какое-то. Да еще и сделано с такой себе ленцой, вальяжностью, расслабленностью, но с отчетливым подтекстом. И этот самый подтекст был весьма далек от грубости, унижения и подчинения. Тронул бы за руку — не поверила. А тут типа наглость, да только его колено расслаблено, полусогнуто, не давит на мои ноги за счет упора стопой в постель. Странный жест.

Мои губы почему-то дрогнули… но я торопливо растянула их в усмешке, смазывая момент позорной слабости. Краткий взгляд на него — не поверил, и я ощутила растерянность. И еще что-то… непонятное совсем.

Медленный выдох. До предела. Залпом осушила бокал и протянула ему. Забирает нагретое моей ладонью стекло и наполняет до краев. Протягивает мне, вскользь коснувшись пальцами. Снова легкое и ничего не значащее движение, а внутри все равно что-то робко дрогнуло. Что-то похороненное, на которое я повесила ярлык «да похуй». Дрогнуло и сообщило, что ночные кошмары, изредка скрашивающие мои ночи, вообще-то берут свой исток отсюда, с этого вот «да похуй».

Это название дал Кирилл и я его запомнила, когда рыдала на его плече, так невыносимо глупо и по-детски умоляя сказать… что все хорошо и ничего этого не случалось. Кир вжал меня в себя и прошептал на ухо только это: «да похуй. Поняла меня? На это должно быть похуй. Мне и тебе».

— Эй… Чудо. — Голос Лисовского.

Мягкий такой, непривычно осторожный.

— Не хочешь говорить, так я и не настаиваю. Правда. Сделаем вид, что я ебанулся на мгновение, крови там много потерял, оттого с мозгами порознь и полез не в свое дело. — Его нога чуть опустилась, покровительственно придавливая мое колено. — Забудь. Серьезно, забудь. Ничего не спрашивал, никуда не лез. Просто… твоя реакция на нож… нет, это страшно, я понимаю, но… Забудь.

И мне вдруг стало хуево. Нет, не просто плохо, или там какие-то женские страдания, нет. Мне просто стало хуево. Я торопливо двинула бокал к губам, желая потеряться в крепости алкоголя. Потерять и потеряться, забыть и забыться, но его ладонь накрыла мой бокал, препятствуя глотку, отодвигая алкоголь от меня.

— Слушай. Я знаю, как это сейчас прозвучит, — очень осторожно начал он, медленно и настойчиво отстраняя дальше мой бокал. — Знаю, правда, но все же скажу: я никогда в жизни не воспользуюсь тем, что ты мне расскажешь. Я обещаю тебе. Чтобы ты понимала, для меня эти не пустой звук и никогда прежде я такие слова не говорил.