- Ничего, - сказал он старику. - Ничего. Через неделю я закончу здесь дела (не говорить же, что у него авария и раньше чем через неделю корабль не починят) и заберу вас на Землю. Все будет хорошо. - Он легонько похлопал старика по сухонькому мертвому кулачку. - Ничего...
Старик открыл глаза и как-то странно посмотрел на него. Губы тронула язвительная улыбка.
- Искушаешь. - Он невесело рассмеялся. - Годов десять тому, кода... - У старика перехватило горло. - Кода ща была... Бет была... - Он замолчал, моргнул глазами, кашлянул. - Можече, я и обрясця... А им, - старик кивнул на женщину, Земля не занужна...
Хлопнула дверь. Пригнувшись, в хижину вошел сумасшедший и, немного потоптавшись у порога, присел на ящик в Другом углу.
- Что с ним? - полушепотом, пригнувшись к старику, спросил Родион и указал глазами на вошедшего. - Это после катастрофы?
- Катастрофы? - старик уставился на него, не понимая. Затем захихикал. - Вы мляете, мы терплячи кораблекруша? - спросил он. Его явно веселила эта мысль. - Конче, не без того... Та мы поселянцы, просто поселянцы, вы разумеете? Мы утяпали с Элизабет с ваштой клятой Земли тому, чо были накорма ею по заглотку! Во та как. А ца мои... - он поперхнулся и глухо поправился: - Нашты с Бет дети...
Родион смотрел на него во все глаза.
- И не блямайте на мя так! Не занужна нам вашта Земля, не занужна!
Стало тихо. Женщина перестала клацать клавишами и молча ждала. Наконец окошко синтезатора открылось и извергло на поднос ком белой творожистой массы.
- Постороньте, - вдруг сказал старик, обильно источая слюну. На Родиона он не смотрел. Шея у него вытянулась, голова судорожно задергалась из стороны в сторону - он старался рассмотреть, что делается за спиной Родиона. - Отталите отседа. Час мя будут накорма...
Женщина встала с колен, взяла поднос и направилась в угол. Медленно, коряво, на полусогнутых ногах, ставя их коленками в середину, под огромный обвисший живот. Родион вздрогнул, как от наваждения. Женщина несла свое непомерно большое, колышущееся в такт шагам бремя, но оно, по всему ее виду, не было ей в тягость. Ее организм был только чуть воспален, как и у всякой беременной женщины.
Родион не успел увернуться, она натолкнулась на него, остановилась, подумала и, хотя Родион сразу же отскочил в сторону, прихватив с собой ящик, на котором сидел, обошла это место и приблизилась к старику. Держа поднос на одной руке, она небрежно, ширяя ложкой в рот старика, стала его кормить.
- Невкусна, - закапризничал старик. - Сегодня она как пришарклая... Он поперхнулся и пролаял; - Ты можешь понеторопе?!
Женщина не обращала на него внимания. Ни на него, ни на его слова. Она тыкала в рот старика ложкой, отрывисто, резко, с методичностью автомата, и он поневоле слизывал и глотал.
- Кода ты уже родишь? - хныкал он, давясь синтепи-щей. - Why, you are fourteen months gane with child... И то, эт како я пометил. Можече родишь помлее будешь...
Она наконец сочла, что со старика достаточно, вытерла ложку, повернулась и пошла назад. Мужчина, до сих пор неподвижно сидевший в углу, ожил, встал с ящика и двинулся за ней.
- Обожди... - прошамкал старик набитым ртом. - Я ша хоча. Дай ща!
Мужчина и женщина устроились на синтезаторе и, загребая густой молочный кисель (или что там у них?) растопыренными ладонями, степенно насыщались.
- Жале... - протянул старик. - Родина отцу жале... "Дети" хлюпали и чавкали.
- Ца мои дети, - то ли жалуясь, с горечью, то ли просто констатируя, сказал старик Родиону. - Бет была бы невдоволена и воспитата... - Он виновато заморгал, и его глаза стала затягивать мутная пленка. - Эли... Прощая мя, Эли... Я... Эли, я не звинен. Они таки... Эли! Я сам не разумею, чему они таки!
Старик всхлипнул. Он сидел в деревянном кресле неподвижно, каменно, как изваяния фараонов до сих пор сидят на песчаниковых тронах где-то в долине Нила. Как король на троне. Только... плачущий король.
Он всхлипнул еще раз и начал сюсюкать:
- Ты чаешь, Эли, а наш Доти лысый...
Слюна бежала у него изо рта быстрой струйкой прямо на грудь, на остатки ветхой, полуистлевшей одежды. Похоже, в пище было что-то из галлюциногенов.
- Странно, правда? - лепетал старик. - Ведь наследата у нас чиста, и у родинном дряке лысых николе не было... И у Шеллы власы тоже вылапуют... Но я мляю, чо ца от...от... Эли, ты их прощея, Эли?.. Ца ничего, Эли, чо у них... У них будет пупсалик?.. Эли, ца ничего? Эли?!
Родион повернулся и, чуть не сорвав дверь с петель, выбежал из хижины. На волю, на свежий, с озоном, почти как после грозы, воздух, на луг, на изумрудную альпийскую зелень. С земной буренкой...
Ад и рай.
Рай?
Откуда этот луг?
- Привезли. Откуда эта корова?
- Привезли. Откуда вы сами?
- Прилетели. Откуда?!
Родион вздохнул. Переселенцы забирают с собой все, что им дорого, все, что им нужно - ВСЕ, ЧТО ОНИ ЕСТЬ.
Сзади отворилась дверь, вышла женщина и негромко позвала:
- Марта! Ма-арта!
Корова подняла голову и лениво промычала.