Статист

Больше он ничего не успел сказать. Пуля разорвалась у него в голове, выбив из орбит оба глаза.

Белый «фольксваген» медленно вырулил на проезжую часть дороги и, влившись в поток проезжающих машин, быстро скрылся из виду. Никто даже не попытался его преследовать. А через несколько минут жителей улицы и случайных прохожих оглушил звук полицейской сирены. Возле места происшествия стали собираться многочисленные зеваки и любители поснимать на мобильные телефоны, чтобы потом первыми выложить в Сеть жареные факты. Работникам полиции пришлось приложить немалые усилия, чтобы оттеснить толпу, которая с каждой минутой лишь увеличивалась.

— Вот народ! — в сердцах выкрикнул один из полицейских. — Ничего не боится — дай только поглазеть. И плевать, что тут лужи крови и мозги разбросаны по асфальту. Вот вы, дамочка, куда лезете со своим телефоном? Вас не стошнит, когда будете просматривать запись с друзьями? А ну-ка, отошли все на десять шагов.

Пока полиция наводила порядок перед зданием клуба, управляющий вывел всех жриц любви через чёрный ход и, приказав им сидеть тихо в своих квартирах, вернулся назад, так как понимал, что общение с правоохранительными органами неизбежно. Пётр Петрович раньше других сообразил, что нужно «делать ноги», как только упал, сражённый пулей, первый телохранитель. Его как ветром сдуло с места кровавой бойни тогда, когда остальные ещё не поняли, что происходит. Он воробей стреляный, звериное чутьё не раз спасало его от неминуемой гибели. Умирать за компанию с хозяином ему совсем не хотелось, поэтому с удивительной для его возраста лёгкостью Пётр Петрович преодолел расстояние от машины до дверей клуба и скрылся за ними в тот момент, когда с простреленной грудью упал гость Гургена. За тем, что происходило дальше, управляющий наблюдал в окно, присев на корточки для большей безопасности. При первых звуках полицейской сирены он словно очнулся и поспешил выдворить всех нежелательных свидетелей из борделя, дабы придать ему вид респектабельного клуба. Когда по просьбе полковника полиции собрать в холле всех, кто находится в здании, появилось всего несколько человек, Пётр Петрович на удивлённый вопрос полицейского чина «и это все?» смущённо ответил:

— У нас сегодня был санитарный день. Тренеры, массажисты и другие работники отдыхают, кроме меня, разумеется, и тех, кто отвечает за охрану и порядок. Хозяин приехал с инспекцией — и тут такое… — управляющий тяжело вздохнул и почти простонал: — Какое горе, какое горе для всех нас!..

Тем временем белый «фольксваген» остановился в одной из подворотен в двух кварталах от места происшествия. Из него вышли два человека и, пройдя через дворы, оказались у станции метро. Это были Криницын и Балицкий. Роман протянул Валерию несколько пятитысячных купюр и сказал:

— Это тебе на дорогу. Домой добирайся поездом. Ни с кем никаких контактов. Сиди тихо. Лучше, если забудешь всё, что с тобой произошло за последние пару дней. Для тебя лучше. По-хорошему я должен был бы оставить тебя в «фольксе» с дыркой в голове, но я дал слово, а слово я держать привык. Ты это цени.

— Я всё понял, кэп, — Ступа старался быть убедительным, так как понимал, что жизнь его висела на волоске и до сих пор зависит от этого человека. Их интересы пересеклись, а теперь расходятся в противоположные стороны — оставлять живым свидетеля кэпу нет никакого резона: он сильно рискует. — Ты можешь быть спокоен на мой счёт. Я тебя не продам ни при каких обстоятельствах, матерью клянусь.

— Оставь маму в покое, — холодно произнёс Роман. — Не люблю я этих блатных клятв. Мне достаточно слова мужчины. И мой тебе совет: устройся куда-нибудь на работу. Ты же классный водитель.

— Я уже думал об этом. Таксовать пойду. Я ведь и от Гургена уходил, потому что надоело мне под кем-то ходить. Да и стариков жалко стало. А ты всегда можешь рассчитывать на меня. Я ведь тебе по гроб жизни обязан.

— Никто никому не обязан, Валера. Людмилу уже не вернуть, а с убийцами мы рассчитались сполна.

— Но ты веришь, что я не хотел её смерти?

— А что толку? Руку к этому ты всё-таки приложил. Так что ступай с Богом от греха подальше.

— Прости за всё, кэп, — виновато пробормотал Балицкий, медленно развернулся и пошёл в сторону входа в метро.

— Бог простит, — обронил ему в след Роман и направился к ожидавшему неподалёку джипу.

Когда он сел в машину, один из его коллег удивлённо спросил:

— Ты его отпустил?

— Отпустил, Серёжа, — спокойно ответил Криницын.

— Рисковый ты, однако. Он же при случае нас всех сдаст.

— А вам-то чего опасаться? Вы ничего не знаете, ничего не видели. Рискую только я.

— Так мы за тебя и переживаем, кэп.

— Не надо за меня переживать, ребята. Я ему слово дал, а слово я держу.

— Этому уголовнику? — искренне удивился Сергей.

— Себе, прежде всего. И хватит болтать. Я сильно устал. Подкинете меня к Рите, заберёте Куки — и сразу отправляйтесь домой. Я задержусь. У меня ещё кое-какие дела в Москве.

Когда Криницын остался в квартире наедине с Ритой, он устало опустился в кресло и обратился к девушке: