Статьи разных лет

Вполне понятно, что такая власть могла плодить только революцию постоянную и неуклонную, ибо революция есть материализм в действии. Это прекрасно понимали и Ю. Самарин, и К. Леонтьев. «Одним словом, что может противопоставить революционному материализму весь этот пошлый ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫЙ МАТЕРИАЛИЗМ?» — проницательно спрашивал самого себя Ф.Тютчев, глядя, как механические воззрения секты социал-революционеров, отрицающих в принципе моральные устои, расползаются по России.

…Когда в 1831 году вспыхнуло польское восстание, Герцен и его юные друзья с радостью ждали сообщений о поражении… русских войск. Но и в 1812 году уже обнаружились первые «патриоты» — космополиты, которые ждали Наполеона с радостью в Москве. Наполеон стал для многих кумиром, апостолом просвещения и «свободы». Гиляров-Платонов пишет по этому поводу: «Сличая с настоящим временем, приравниваю тогдашних поклонников Наполеона к теперешним либералам-космополитам. То были тоже либералы и тоже космополиты» («Пережитое», кн. 1, с. 83).

Университеты, школы и печать в XIX веке выпекают на свет новую породу людей — стесняющихся своей исторической родины, своего народа, своей религии и жаждущих ВСЕ разрушить и начать снова. Сочинения воспитанника Московского университета Герцена звали к бунту, причём именно тогда, когда Россия и вступила на путь радикальных реформ. Начались «хождения в народ» недоучек, желавших построить мир на основе худосочных брошюр всевозможных западных социалистов. М. Н. Катков имел все основания писать в то время («Современная летопись», 1862, № 23): «Люди, загубившие свой ум и сердце в фразе, способны на всякие эксперименты… и доказывают, что Россия есть обетованная страна коммунизма, что она стерпит все, что оказалось нестерпимым для всех человеческих цивилизаций».

Сформированные за годы «дней александровых» кадры чиновников, севших в кресла цензоров и руководителей народным образованием и печатью, птенцы «гнезда» братьев-розенкрейцеров выпустили на волю печатное слово, проповедовавшее разрушение. Б. Н. Чичерин назвал русскую периодическую печать «мутным потоком, куда стекаются всякие нечистоты, вместилищем непереваренных мыслей, пошлых страстей, скандалов и клеветы». «В России, — писал он, — периодическая печать в огромном большинстве своих представителей явилась элементом разлагающим; она принесла русскому обществу не свет, а тьму. Она породила Чернышевских, Добролюбовых, Писаревых и многочисленных их последователей… всякий, умеющий читать, видит сквозь либеральную маску всюду прорывающиеся социалистические стремления» (см.: «К. П. Победоносцев и его корреспонденты, письма и записки», т. I, полутом 1, М. — Пг., 1923, с. 107).

Религиозное образование подрастающего поколения было поставлено из рук вон плохо. Хорошо известно, с каким бешенством встречала либеральная интеллигенция проекты Александра III о расширении сети церковно-приходских школ. В школах Министерства народного просвещения преподавания религиозного практически не было. О системе высшего образования и говорить не приходится. История русская и в университете преподавалась слабо, как отмечают в один голос современники. Герцен был до конца жизни убеждён и убеждал в этом других, в том числе своих западных читателей, что русские до Петра своей письменной культуры не имели, кроме разве «Слова о полку Игореве». Он писал: «До XVIII столетия никакого движения в литературе не было. Несколько летописей, поэма XII века („Поход Игоря“), довольно большое количество сказок и народных песен, по большей части устных, — вот и все, что дали десять веков в области литературы». И делал заключение: «…в рабстве или анархии русский жил всю жизнь, как бродяга, без очага и крова, или был поглощён общиной» («О развитии революционных идей в России». — В кн.: Герцен А. И. Эстетика, критика, проблемы культуры. М., 1987, с. 215, 217). Но если таков был уровень у прошедших университетскую подготовку, то каков же он был у остальных, не имевших высшего образования молодых людей? Даже по приведённым строкам из Герцена уже виден исток нигилизма. Нечувствие к русской культуре, истории русского народа дало возможность возрасти плеяде революционных разрушителей.

* * *

Русский либерал, сформированный уже к середине XIX века, существенно отличался от западного. Среди наиболее характерных его качеств следует назвать следующие:

во-первых, российский либерал был тесно связан с революционным подпольем;

во-вторых, склонен к социалистическому идеалу. Социализм исповедовали из десяти интеллигентов девять, если не более. Кадетская партия, идейные начала которой были положены во времена земских реформ Александра II, предлагала необходимость полного отчуждения земли от крестьянина и распределения земли равными кусками в «долгосрочное пользование». Капитализм как таковой себе сторонников не находил нигде, кроме среды убеждённых монархистов;

в-третьих, принципиально антирусский настрой, неприятие русского, как чего-то отсталого и подлежащего уничтожению;

в-четвёртых, атеизм российского либерализма,