Статьи, предположительно написанные Лесковым

На днях[14] по поводу оскорбления, нанесенного иностранцем Фежером русскому технику Лебедеву, мы говорили о господствующем у нас, позорном для нашего национального чувства, начале, по которому мы, русские, предпочитаем иноземных мастеров своим кровным русским техникам и тем сами на себя кладем унизительное ярмо экономического рабства, сами систематически неуклонно принижаем своих, хотя бы и образованных, соотечественников и возвышаем, чуть не носим на руках, разноплеменных иноземцев, из которых многие оказываются не более как смелыми искателями приключений и тепленьких мест, бесцеремонно рассчитывающими прежде всего на наше обычное, слепое и ленивое доверие, а не на свои знания, а потом на одурманение нас своею заморскою речью и своим безусловным незнанием русского языка, потому что они давно, вместе с презрением к нам, поняли, что это незнание представляется нашей холопской, не отвыкшей еще от рабства проявлений, натуре — высшею добродетелью в иностранце. Такое постыдное, горькое для сознания истинно-русского человека, самоунижение наше издавна повело нас и к умственному, а с ним в связи и к нравственному рабству пред иностранцами, которого мы и коснемся теперь.

В чьих руках находится у нас, — в высшем классе вполне, а в среднем большею частию, — первоначальное образование и постоянное воспитание детей? В руках обоего пола французов, швейцарцев, англичан, немцев, шведов,[15] только не русских. Не успел ребенок родиться русским, как его ждут объятия бонны (русских нянек так не величают; спасибо хоть за это!); первые звуки, долетающие до его уха, — звуки, увы, не родные, а заморские.[16] Не успел далее ребенок научиться связно и ясно говорить, как попадает под благодетельную опеку какой-нибудь miss, madame или demoiselle. Для девочки эта чужестранная опека продолжается до ее замужества, а мальчик имеет перед сестрою важную привилегию, именно лет десяти, когда его воинственные наклонности решительно протестуют против женского владычества, он, полуфранцузом, полуангличанином, сдается своею гувернанткою на руки ее же часто соотечественника gouverneur'a, который тщательно старается очистить душу и внешность мальчика от малейших русских плевел, если они ненароком поросли в душе его среди пустоколосой французской пшеницы, и вот из такого мальчика, — если только ему, к несчастию, не удастся попасть в какое-либо высшее учебное отечественное заведение и там хоть немного набраться русского духа, — вырабатывается настоящий француз-юноша, к гордости и тщеславию как непосредственного виновника этой странной, почти полной натурализации (который за это поистине заслуживал бы ордена Почетного Легиона), так и родителей этого несчастного юноши. Затем влияние блестящих иноземщиною салонов, праздное шатанье и жизнь за границею[17] окончательно вырабатывают тип национального подкидыша, — да, подкидыша: потому что англичанин, например, горд тем, что он — гражданин своей великой свободной Britania; француз гордится своею принадлежностию к «grande nation»;[18] он на все лады восхваляет по белому свету свою «belle France»;[19] последний бюргер Остзейского края, и тот кичливо сознает свое германское происхождение… Один только русский, исковерканный таким воспитанием, не имеет своей родины; он ненавидит навязываемое ему и изобильно питающее его отечество, и даже, — бывали чудовищные случаи, — отрекается от него!.. Когда же ему покровительственным тоном хвастливый гасконец говорит: «mais, fichtre, vous êtes un vrai français»,[20] он, отступник этот, гаденько и сладенько улыбается, принимая эту гасконаду как лавровый венок за все свои потогонные старания офранцузиться, венок, который дается и принимается как особая, беспримерная честь! Жалкий тон! Жалкий юноша и человек! Жалкие, преступные родители!..

Но мы этим указали, — и, конечно, не первые, — только на одну вредную сторону такого quasi[21] — воспитания, именно, на национальное обезличение, то есть проще на национальное убийство нашего молодого поколения высших и отчасти средних классов. Рассмотрим и некоторые другие стороны этой стоглавой гидры, громко величающейся «порядочным воспитанием».