Статьи об Илье Кабакове

Интересно, что для Кабакова преходящими являются не только утопические, мессианские или социалистические проекты, но все формы цивилизационной практики. Строя свои временные инсталляции внутри музея, Кабаков напоминает нам, что сам музей – это не более чем инсталляция. Музей – преходящее явление, в конечном итоге подверженное распаду и обреченное стать лишь грудой мусора. Для своей инсталляции «Случай в музее, или Музыка воды», показанной в 1993 году в Музее современного искусства в Чикаго, Кабаков построил полуразвалившийся зал, как бы расположенный в провинциальном русском музее. В нем якобы хранятся работы хотя и неизвестного, но довольно традиционного художника. В здании музея протекает крыша, поэтому во время дождя на пол ставятся различные кухонные сосуды, в которые капает вода. В результате музей превращается в некое подобие коммунальной кухни, вполне похожей на кухни из других инсталляций Кабакова. Здесь, как и обычно, Кабаков показывает упадок цивилизации и искусства и превращение их в прозаический повседневный мусор. И как обычно, именно этот упадок эстетизируется и представляется им в качестве художественного произведения. С помощью специальных приемов поток капающей воды настолько хорошо организован, что капли, падающие в различные сосуды, образуют определенную мелодию.

Итак, распад, разрушение и разложение наделяются собственным почерком и приобретают авторский статус. Музей становится театром авторства, в котором можно авторизовать и катастрофу, и неудачу и тем самым трансформировать их в искусство. Это дает искусству возможность выжить при любой катастрофе, распаде и крушении. Ведь в конечном итоге поиск перспективы, внутри которой все, увиденное зрителем, может стать искусством, зависит от него же. Следует, однако, заметить, что эта возможность не предполагает тотальную эстетизацию, которая приводит к анестезии по отношению к реальности. Это лишь еще один шанс – а может быть, и угроза, – связанный с публичной авторизацией приватного. Подобное расширение рамок авторства может вызвать раздражение у тех, кто стремится ко все более полному контролю над своими работами и верит, что именно этот контроль наделяет их суверенным статусом автора. Не стоит сомневаться в том, что Кабаков также готов приложить все усилия, чтобы приобрести такой контроль, и делает это, может быть, с еще большей настойчивостью, чем многие другие. Но в то же время он никогда не верит в достаточность своих усилий и постоянно предполагает возможность неудачи. Однако вместо того, чтобы рассматривать эту возможность лишь как угрозу его статусу авторства, он обращает саму эту угрозу в новую возможность. Ибо Кабаков рассчитывает на то, что и в случае неудачи ему удастся выступить в качестве автора этой неудачи.

Инсталлированный зритель

Название инсталляции Ильи Кабакова, показанной им в рамках последней Венецианской биеннале, ставит вопрос о месте: месте художника, месте произведения искусства, месте зрителя и, в конечном счете, месте искусства как такового. Этот вопрос далеко не случаен. В наши дни он возникает снова и снова, и как минимум по двум причинам. Во-первых, благодаря методу реди-мейда мы уже не можем со всей определенностью отличить произведение искусства от повседневной, утилитарной вещи. Решающую роль в таком различении играет не внешний вид предмета, а, скорее, место, где он представлен: картина, объект или знак интерпретируются как художественное произведение, если показаны в художественном контексте. Во-вторых, местами производства и экспонирования искусства в последние десятилетия все чаще выступают не традиционные художественные институты, а масс-медиа. Мир современных медиа служит грандиозным выставочным пространством: все, что там происходит, неизбежно эстетизируется. Перед нами встает вопрос: в каком месте и при каких обстоятельствах может и должно выставляться искусство сегодня? Каково социальное место художника и зрителя?