Статьи и рассказы

– Нет, я не могу стать примаком. Это противоречит моему мировоззрению.

Академик плеснул немного водки в свой стакан и жадно выпил.

– Мировоззрение. Меняется мировоззрение. Даже вера меняется.

Не дошла до меня в ту пору пророческая фраза академика.

– Есть и вторая причина. Я собираюсь стать хорошим врачом и учёным. Это не тщеславие. Потребность. Врачи вытащили меня с того света. Мои учителя и коллеги уже сейчас говорят, что есть основание верить в моё будущее. Мне будет очень неприятно, если скажут, что всё, чего я достиг своим трудом, результат женитьбы на дочери академика.

– Ну и аргумент! Ион, вы же разумный человек. Ведь врачевание – это талант. Может ли быть талант результатом какой-либо женитьбы?

– Есть и третий аргумент, который, увы, невозможно опровергнуть. В первые же дни войны, в шестнадцать лет я добровольно пошёл на фронт. Воевал честно. Несколько раз ранен. Вам видна моя инвалидность и рубцы ранений. Я знал, что я советский человек, что я воюю за свою родину. Но в последние годы мне дали понять, что я отличаюсь от советского человека тем, что я еврей. Нам с вами уже хорошо известно, к чему приводит брак еврея с не евреем, когда еврею дают понять, что он отличается. Я не имею права делать не еврейку несчастной. Кроме того, после всего случившегося даже в этом году, вы не можете отрицать, что вероятна ситуация, когда мы, супружеская пара, должны будем говорить на нашем языке

– Вы знаете еврейский язык?

– К сожалению, не знаю. Но я говорю о языке сердца. – Я встал и подошёл к академику. – Поверьте мне, только вам я мог сказать то, что сказал. Во-первых, это очень небезопасно. Но вы второй в моей жизни человек, к которому я испытываю не просто уважение, а пиетет. Я восторгаюсь вами, как и моим нынешним учителем, профессором Анной Ефремовной Фруминой. Я не имел права не сказать того, что сказал.

Он встал и обнял меня.

– Очень и очень жаль, Ион. Я мечтал о таком сыне, как вы. А ещё жаль, что в семейной обстановке мы не сможем общаться. Не хочу осложнений. И так не очень ладно, что вы понравились Наташе.

Вот и всё. Больше я их не видел. И Горскую я больше не встречал. Не знаю, стало ли ей известно содержание моей беседы с академиком. Но самое главное – спустя несколько дней после этой беседы я познакомился со студенткой, тоже переходившей на последний курс, правда, не биологического, а архитектурного факультета. И, как ни странно, её стипендия, на которую, конечно, она не могла быть сытой, спасала от голодной смерти ещё сестричку, ученицу седьмого класса, и маму, уволенную с работы потому, что она отличалась от советских людей, которых не обвиняли в космополитизме, и старенькую бабушку. Нет сомнения в том, что знакомство с этой деликатной, красивой, стройной, умной девушкой самый большой подарок, который я получил от Всевышнего. Ведь и сегодня, пятьдесят лет спустя, я люблю эту девушку точно так, а может быть, даже больше, чем тогда, сразу же после знакомства с нею.

Я и генералы

Вы заметили? Люди любят фотографироваться на фоне. На фоне архитектурных достопримечательностей. На фоне фонтанов с лягушками, изрыгающими воду. На фоне изваяний химер. На фоне памятников выдающимся личностям и не очень выдающимся особам. Не всегда фотографирующиеся знают, что оно такое, или кто они такие, которые фон.

Однажды в Карловых Варах, увидев, как становятся в позу две аристократического вида дамы, фотографируя друг друга на фоне памятника Адаму Мицкевичу, я прикинулся простаком и спросил, кто он такой этот Адам Мицкевич? Дамы сказали, что он, кажется, врач, создавший курорт на этом месте. Замечательно! Дамы назовут фотографию "Я и Мицкевич".

Мне тоже захотелось сфотографироваться. На фоне генералов. Тем более что, в отличие от тех дам, имею некоторое представление о фоне.

Летом 1945 года я читал свои стихи в помещении, которое стало Центральным Домом Литераторов. Тогда он назывался по-другому. Не помню как именно.

Этот малоприятный для меня вечер имел предысторию. В ту пору я находился в полку резерва офицерского состава бронетанковых и механизированных войск Красной армии в Москве, на Песчанке. Слово "находился" написал, долго раздумывая над тем, как точнее назвать этот краткий отрезок времени в моей биографии. Служил? Но служба предполагает хоть какую-то деятельность, а деятельности никакой не было. Я просто ждал демобилизации, находясь в четвертом, так называемом мотокостыльном батальоне. В нем не было ни одного не инвалида.

Целыми днями я болтался по Москве. В казарму, как правило, возвращался только переночевать. Такая возможность для провинциала, впервые в жизни попавшего в столицу!

Однажды, выйдя из Третьяковской галереи, я увидел вывеску "Комитет защиты авторских прав". Песня моего погибшего друга, с которым мы воевали в одном взводе, была очень популярной в ту пору. Но нигде не значилась фамилия автора. Решил зайти и выяснить, что можно сделать. Чиновники приняли меня сердечно. Разговорились. Я прочитал свои стихи. Чиновники о чем-то посовещались, часто произнося непонятное название, кажется, литературного клуба.