Статьи и проповеди. Часть 5 (06.01.2012 – 11.06.2012)

Вот почему мы все хотим любви, грустим от одиночества и вздыхаем о счастье, но оглянуться по сторонам не хотим и позволяем сердцу, как легкому воздушному шарику, носиться в разные стороны. Итак, любовь настоящая есть, но не здесь, а в Вероне. И жизнь фонтаном брызжет, но не здесь, опять-таки, а в Эльсиноре и в Венеции. И есть такой массовый зритель, с которым иначе о любви не заговоришь, как только подбривши усики и облачившись в камзол с кружевными манжетами. Такой зритель недалек, и величие шекспировского гения лишь выигрывает от того, что он умел говорить о высоком с недалеким зрителем.

Все было бы совсем плохо, если было бы только так и не иначе. Все иначе, например, у Куросавы. У него, именуемого критиками «Шекспиром кинематографа», все великое и смешное, манящее и отталкивающее показано на родном, национальном материале. Борьба за власть, тонкий яд предательства, груз ответственности, легший на слабые плечи случайного человека, то есть вся шекспировская проблематика у Куросавы помещены в японскую историю, выражены сквозь специфику японского восприятия. Там есть место и «Королю Лиру», и «Ричарду III». Ну и что, что царь одет в кимоно и сидит на корточках? Во всем остальном проблемы те же и решаются так же. У Куросавы и экранизация «Идиота» не претендует на костюмированное подражание русскому XIX веку. Одежды, речь, интерьеры, мимика, экспрессия — все местное. Один только смысл — всечеловеческий, достоевский, и ради этого смысла снимается кино. Кино снимается ради того, чтобы понял человек: нравственная коллизия, разыгравшаяся в некоей стране в далекую эпоху, должна быть понятна людям других стран и других эпох без дотошного погружения в детали. История одного сердца должна быть понятна всем сердцам именно как нравственная история. И не важно, что при этом пили: теплое сакэ или холодное шампанское.

Итак, есть первый путь: смотреть на костюмированную жизнь иных эпох и сострадать далекому герою, осознавая, что ты и он — люди разных планет. И есть второй путь: богатство человеческого опыта, живущее в мировой культуре, пропустить сквозь свое национальное самосознание, не копируя внешность, но прикасаясь к проблематике. Вообще, наверное, есть разные пути. Есть еще и третий, и четвертый, и пятый. Важно только не бежать от себя или, убежав на время, к себе же самому вернуться. И понять мир можно только не исчезая как личность. Тот народ, который понял другие народы и усвоил их опыт, оставаясь самим собой, не теряя себя, есть великий народ. Ради этой простой идеи я завел весь разговор. И завел я его в очередной раз потому, что наше время есть время самоидентификации и выбора пути. Плюнуть на все свое и полюбить все чужое есть то же самое, что засовывание головы в петлю. Но замкнуться в себе и проклясть все, что «не свое», есть то же засовывание головы в ту же петлю, только с другой стороны.

Великий писатель есть тот, у кого шекспировский размах штормит на 30 квадратных метрах облупленной «хрущевки». Это тот, у кого «Ромео» одет в фуфайку и «Джульетте» не 14, а 40, но боль та же и слезы те же.

Таким же образом и великий народ (внутренне великий, а не только географически) есть тот, который умеет понять, полюбить, пожалеть другого, не потеряв при этом себя самого. Искусство лишь отображает эти ментально-сердечные способности народов.

Куда бы я ни шел и что бы я ни делал, я думаю о Церкви и Родине. О Родине и ее Церкви.

Шекспир говорит об идеале и помещает его далеко. Куросава говорит об идеале и наряжает его в костюм своей отчизны. Я хочу, чтобы наши люди читали и смотрели Шекспира, но действовали, как Куросава.

Ромео и Джульетты ходят по улицам наших городов и целуются в парках на лавочках, не подозревая о том, что про них уже давно все написано. Гамлеты меряют шагами комнаты и вынашивают разнообразные планы, которые уже давно и выношены, и рождены. Стоит только поинтересоваться этим вопросом, чтобы узреть себя со стороны. Тысячи ревнивцев исцелились бы душой и перестали бы пить напрасно кровь из своих подруг, погляди они хоть раз трагедию про мавра венецианского.

Народу нужно думать, расти, стремиться понять себя и мир вокруг себя. Нужно нащупать связи с далеким прошлым и предощутить будущее. Не себя наличного нужно обожествить, и не «чужое далекое» нужно полюбить, но свой сегодняшний день нужно постараться превратить в место встречи времени и вечности, в точку соприкосновения великого с малым.

«Я в мире, и мир больше меня», — говорит человек. «Но мир также и во мне, и я хозяин мира, который ношу в себе», — продолжает человек. Интересен человек, мыслящий таким образом. Народ же, способный мыслить так, как этот гипотетический человек, не просто интересен. Он… боюсь сказать, каков этот народ.

Многослойное чудо о слепом (19 мая 2012г.)