Юродивые и отшельники — это люди, живущие подвигом. Это — прижизненные мертвецы. Это наследники Небесного Иерусалима еще до его схождения с небес на землю.
Если они у нас есть и в избытке, все хорошо. Если их у нас мало или вовсе нет — проблема.
Проблема для нас тем более серьезная, что в Византии монахи были антитезой империи и уходили в пустыни по мере обмирщения христианства в городах, а у нас монахи были носителями политической культуры. Мы ведь православие получили от греков вместе с развитым монашеством, и у нас монахи не сопротивлялись государственной машине, а эту самую машину налаживали и запускали в землях холодных и от цивилизации далеких.
Значит — снова вопросы.
Любителей задавать вопросы у нас недолюбливают. Они у нас под подозрением. «Не засланный ли казачок?»
Но, не задавая вопросов, думать невозможно.
Значит у нас не шибко любят думать и склонны сложные вещи решать просто. Это плохо. Это чревато большими ошибками.
Когда я слышу от собратьев призывы к реставрации монархии или улавливаю в их голосе тоску по священному прошлому, мне кажется, что мои братья просто хотят быстрых и радикальных ответов на проблемы, которые даже не потрудились сформулировать.
Человеку дано при глобальных размахах начинаний приходить не к тому результату.
Начнет искать философский камень — изобретет порох.
Поплывет искать Индию — откроет Америку.
Захочет построить рукотворный Рай — выйдет концлагерь.
Как бы не получилось так, что сырые, незрелые мечты о реставрации монархии приведут к карикатуре. Мои глаза не хотели бы смотреть на такой масштабный исторический фарс.
Вместо этого мы уже сегодня способны делать по факту то, к чему призвана Православная империя. Мы способны защищать и распространять Апостольскую веру апостольскими же, а не инквизиторскими средствами. Апостол будет молиться, говорить, убеждать, страдать. А у государства всегда есть соблазн рявкнуть приказ и потребовать исполнения.
Устали мы, оттого и выхода ищем.
Плохо нам, оттого и жаждем перемен.
Но выход и перемены нам подавай глобальные, так, чтоб всем сразу. А так не будет.
Трудиться нужно медленно и незаметно, но постоянно и упорно. Как муравей.
«Пойди к муравью, ленивец, посмотри на действия его, и будь мудрым.
Нет у него ни начальника, ни приставника, ни повелителя; но он заготовляет летом хлеб свой, собирает во время жатвы пищу свою»
Не должен христианин нуждаться в приказах правителей, ни демократически избранных, ни венценосных, чтобы творить добро и угождать Христу.
Лучший вид монархии, как по мне, это когда для человека иного царя, кроме Воскресшего Господа, нет и быть не может.
Вот над воцарением этой формы монархии стоит трудиться. К тому же на Всенощной мы раз за разом поем: «Господь воцарися, в лепоту облечеся».
Даром что ли поем?
Спасение и неосуждение (26 октября 2011г.)
Когда мы совершаем погребение или заупокойную Литургию, мы читаем из евангелия от Иоанна зачало 16-е. Это очень известный текст. Там есть такие слова: «Истинно, истинно говорю вам: слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную, и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь» (Ин. 5:24)
Слова о том, что верующий «на суд не приходит», особенно любимы многими протестантами. Однажды уверовав в Воскресшего Господа, они затем всю последующую жизнь стремятся убедить себя и окружающих в своей непреложной спасенности. Для православного человека, воспринимающего спасение не как одноактное событие, а как труд всей жизни, эти слова звучат иногда наивно, но чаще всего — экзальтированно и поверхностно.
Мы уверовали и спасены в надежде, но Царство Божие силою берется и только употребляющие усилие восхищают его. Но вспомним и еще одно слово Христово, относящееся к спасению. Он сказал: «Не судите и не будете судимы; не осуждайте и не будете осуждены; прощайте и прощены будете» (Лук. 6:37)
Эти слова стоит вспомнить ради того, чтобы сопоставить их со словами о том, что уверовавший на суд не приходит.
Если истинно верующий не судится, и если не осуждающий не будет осужден, то не значит ли это, что перед нами слова Господа об одном и том же? Не значит ли это, что человек, истинно уверовавший, и человек, не осуждающий, это один и тот же человек?
Если это так, то истинная вера проявляется именно, как отказ от осуждения, как приход души в состояние некоей неспособности судить о любых грехах, кроме своих.