Статьи и проповеди. Часть 4 (20.05.2011 – 05.01.2012)

В отличие от него, отец Алексий никуда не путешествовал. Он сидел на месте, и храм, в котором он служил, был одним из самых маленьких и невзрачных во всей Москве. Он был семейный человек, и, когда отдавал последнее нищим, сердце его не раз сжималось болью о своей семье. «Чужим помогаю, а о своих не пекусь», — мучительно думалось ему в эти минуты. Как и кронштадтский пастырь, отец Алексий искал силы и вдохновения в молитве, наипаче — в литургии. Каждый день год за годом в его маленьком храме звонили к литургии. «Опять звонишь? — спрашивали соседи-настоятели. — Зря звонишь».

Но годы прошли, долгие годы почти одинокого подвижничества, замешанного на нищете и борьбе с тяжёлыми мыслями, и в храм потянулись люди.

Живя в миру, отец Алексий был очень близок по духу подлинному монашеству. Ведь монашество — это не только и не столько безбрачие и чёрные одежды. Это самопожертвование и любовь, это частая молитва о людях, со временем превращающаяся в молитву всегдашнюю. Живя так, Алексий Московский был един в духе с лучшими представителями предреволюционного духовенства. Старцы оптинские считали его своим. Серафим Саровский, к тому времени уже вошедший в небесный покой, наблюдал за его деятельностью и посылал к нему за помощью людей.

Одна женщина, доведённая до отчаяния житейскими трудностями, решила свести счёты с жизнью, для чего пошла в лес, прихватив верёвку. В лесу она увидела сидящего на пеньке благообразного старичка, сказавшего ей: «Это ты нехорошо задумала. Иди-ка в такой-то храм к отцу Алексию. Он тебе поможет». Удивлённая женщина побежала в указанный храм, и первым, что она увидела — была икона старичка, спасшего её от самоубийства. Это был святой Серафим. А храм этот — Никольский храм на Маросейке, где настоятелем был отец Алексий Мечёв.

Такой случай был не единственным. Но дело не только и не столько в чудесах. Дело в любви, без которой засыхают души человеческие; которую многие жадно ищут; которая является отличительным признаком для безошибочного узнавания учеников Христовых.

Никаких миссионерских путешествий, никаких написанных книг. Ничего внешне великого или грандиозного. И вместе с тем подлинная святость, подлинное сердцеведение, при котором батюшка, раскрыв ладошку, мог сказать духовным детям: «Все вы у меня вот где».

Он переживал о них, думал о них, склонив колени, усердно молился о них суетными днями и долгими ночами. Он действительно любил всех попавших в орбиту его молитвы, и они все были у него словно на ладошке со всеми своими страхами, трудностями, проблемами.

Таких людей не бывает много. Захоти любой среднестатистический батюшка унаследовать подобный образ жизни, а вслед за ним — благодатные дарования отца Алексия, порыв его утихнет и «бензин закончится» очень быстро. Далее может начаться «стук в моторе» и капитальный ремонт. Тайна подлинной святости сродни тайне истинной гениальности. Никогда не знаешь, почему дано тому, а не этому; почему у одного хватило верности, твёрдости, мужества, а у сотен других не хватило. Но запах святости должен быть доступен всякому духовному обонянию. И запах этот подсказывает нам то, что мы встречаемся с повторением того опыта, который был у Павла. А именно: И уже не я живу, но живёт во мне Христос (Гал. 2, 20).

Живёт Христос в отце Алексии, в отце Иоанне, в отце Серафиме.

Живут во Христе отец Алексий, отец Иоанн, отец Серафим.

Мы знаем об этом. И тепло, приносимое в души наши мыслями о святых, свидетельствует духу нашему о том, что, хотя мы и далеки от всегдашнего подражания друзьям Божиим, всё же совсем чужими мы ни им, ни Христу не являемся. Но сама теплота эта свидетельствует о том, что и работы много, и двигаться есть куда, и помощники, ранее нас прошедшие путь до конца, готовы прийти на помощь.

Ведь действительно, если в дни земной жизни никто от них не ушёл без утешения, то неужели сегодня, войдя в славу и умножив дерзновение, они откажут нам в помощи?

Не откажут. Правда, батюшка Алексий?

Слово (26 сентября 2011г.)

Откройте любую книгу с церковнославянским текстом. Например, Часослов или Октоих. В случае, если названия эти вам ничего не говорят, — потрудитесь заполнить брешь в образовании.

(От подобной бреши корабли тонут.)

Там вместо номеров страниц, данных в привычной арабской цифири, вы увидите буквы. Да-да, буквы. Привычные «К» там соседствуют с непривычными «S». Встречаются, по мере нарастания количества страниц, комбинации из нескольких букв. Все буквы даны под неким крючочком, который называется «титлом». Целая таинственная система знаков. По крайней мере, так кажется непосвященному. Есть и церковнослужители, поседевшие в алтаре за многие лета исправной службы, но толком в этих букво-цифрах не разбирающиеся. Так и пишут для удобства карандашиком подле славянских загогулин арабские соответствия.