Статьи и проповеди. Часть 12 (19.08.2016 - 01.03.2017)

Но вот в конце книги дата — 1946 год. В 1948 году Бердяев умрет от разрыва сердца. Книга написана за два года до прощания его души с землей и до встречи его же тела всё с той же землей. Автору 72 года. И этот факт делает книгу еще интересней. Вы разговаривали со стариками, которым за 70? Согласитесь, не все из них обладают твердой памятью, жарким сердцем и сложившимся мировоззрением. Бердяев не из иного теста. Но он не очень стандартен. «Я, — говорит престарелый автор, — пережил три войны, из которых две названы мировыми. Пережил две русские революции, кризис европейской культуры, русский коммунизм, переворот в Германии, оккупацию Франции, изгнание. Я сидел четыре раза в тюрьме: два раза при старом режиме и два при новом. Очевидно, я умру в изгнании». Вчитайтесь в эти слова старика, стоящего одной ногой в могиле. Это именно он пишет за два года до смерти проникновенную книгу о русской мысли, о ее блужданиях и озарениях. Скажите, у вас не возникает невольное уважение к этому рыцарю духа, даже если ваши взгляды не совпадают с его мыслями? Мне лично кажется, что достоинство книг такого писателя вырастает по мере умножения скорбей его и по мере приближения к той яме, из которой придется воскреснуть.

Сверх судьбы

Сергеенко и Бердяев. Этих имен много. Книги каждого человека, пишущего их, носят родовые черты. Это больше дети, чем книги. Книги Кафки, не имевшего детей, похожи на творческие зародыши, так и не легшие при жизни отца на прилавки в виде готового продукта. Книги Ф. Достоевского, писанные чуть ли не на колене, но разошедшиеся словно горячие пирожки. Книги В. Розанова, слепленные из статей и взрывающие спящий мозг оплывшего мысленным жиром обывателя. Все эти книги и еще другие такие же — это живые дети, родившиеся от живых родителей. Они носят в себе генотип папаши, даже если на словах декларируют полную дистанцированность от последнего. «Нет, Алеша, ты моя кровь. Ты тоже Карамазов», — имеет полное право сказать старый развратник молодому послушнику.

Если бы Сервантес не был ранен в битве при Лепанто… Если бы Достоевский не отмучил каторгу… Если бы Хемингуэй не был в Испании… Литература была бы иная. И изучать ее в отрыве от судьбы авторов такое же безумие, как и объяснять все повороты сюжетов обстоятельствами жизни писателей. И то, и другое лишь части правды. А вся правда не слагается из соединения первого и второго. Есть еще что-то… Читайте книги и читайте биографии. Но знайте, что есть еще что-то…

Кодифицированный внутренний мир. Цикл «Сила книги». Статья 10-я (7 ноября 2016г.)

Шерлок Холмс умел многое угадать о человеке по сигарному окурку, оставленному в пепельнице, по характеру стоптанности каблука и еще по сотням вещей, ничего не говорящим человеку непосвященному. На том стоит криминалистика, медицина и житейский опыт. А именно — на попытках узнать нашу подноготную, часто скрытую от нас самих, по почерку, по роговице глаза, по реакции на ту или иную музыку… Это оттого, что все вокруг говорит о человеке. На всем человек оставляет оттиск своего «я». У Собакевича в «Мертвых душах» все предметы в доме своей мощью и угловатостью словно говорили: «Я Собакевич!» — «И я Собакевич!». Говорили стулья, шкафы и тумбочки. Отовсюду через них глядел хозяин. И если так много и так громко о человеке говорят предметы, с ним связанные, то что сказать о книгах, которые читает человек? Не есть ли и они тоже, и в гораздо большей степени, выразители сокровенного мира своего хозяина?

Покажи мне свою книжную полку. Кто ты? Что у тебя внутри? Книги, кстати, здесь могут стоять в ряду с еще некоторыми носителями информации. Например, покажи мне свою коллекцию пластинок — можно было сказать еще совсем недавно. Или — покажи мне полку с твоими DVD? И понятно без дополнительных рассуждений: пластинки и кассеты много, очень много скажут о своем хозяине. Как проводит досуг, о чем думает и думает ли вообще. Можно ли давать ему в долг или идти с ним в горы. Всю эту роскошь предметов, собиравших когда-то на полках пыль (кассеты, пластинки), сегодня заменили всякие жесткие диски. То есть компьютерная память. Информация ужалась в размерах, перешла, как говорят, «в цифру», но не перестала выдавать подноготную своих хозяев или пользователей. В «цифре» та же музыка, те же фильмы, плюс много чего другого. Это кодифицированный внутренний мир. Это изнанка человека. «Отдай мне свой компьютер и скажи пароль для входа, а я скажу, кто ты». Формула выглядит железобетонно.