Статьи и проповеди. Часть 12 (19.08.2016 - 01.03.2017)

Но без каких моральных ценностей (назовем их православно — добродетелями) не существует ни рынок, ни демократия, не производящие ничего морального сами? Они не существуют, например, без уважения к чужой собственности. То есть не существуют без заповеди «не укради». Не кради чужое наследство, чужой научный труд, чужое доброе имя, плоды чужого труда. А поскольку земля — не Рай и в человеке грех живет, то посягательство на чужое общество признает нетерпимым и преследует его. Закон стоит на страже труженика. Рынок требует любви к своему делу: к пасеке, к куску земли, на котором ячмень растет, к своей дипломной работе, к своим ученикам, если ты учитель. И если ты любишь свое дело, готов трудиться каждый день и уважаешь такого же труженика, то будет рынок. То есть, люди будут покупать и продавать, и заботиться о качестве своего труда и дружить: пирожник с сапожником, и аптекарь со стекольщиком. Иначе — без трудовой этики — люди будут нагло грабить или тихо приворовывать. А это не рынок.

Демократия не существует без возвышенного понятия о человеке. О том, что у человека, кроме желудка, рук и ног, есть свое духовное достоинство, и свобода есть, и неотчуждаемые права. Он может ошибаться, человек, но его все равно нужно уважать. Демократия верит в силу слова и убеждения. Верит в необходимость активной гражданской позиции и в то, что на последнем пределе все люди равны. Это базовые психологические основы демократии, без которых ее нет. А есть только клоунада у избирательных урн и судебные оспаривания результатов выборов. Так кто же нам даст уважение к человеку, любовь к труду, веру в силу слов и убеждений, жизненную активность и честность? Кто, осмелюсь я спросить, если сам рынок и сама демократия лишь пользуются этими качествами, но не производят их?

Тут, чтобы не называть Христа по имени и не говорить о Его Церкви, ветреники уходят в тень и оттуда — из тени — говорят об общечеловеческой морали. Оставьте. Это пустое. Ее нет — общечеловеческой. А та, которую так называют, это прежняя, христианская. Она ценностно питает рынок и общественные институты, но и сама питается — верой и благодатью. Если же вера и благодать оскудевают, то испаряется и мораль. Затем барахлит рынок, и рассыпаются обесцененные институты демократии. История не доказывает ли это на всякий день?

То, что возникло где-то, не обязано всю жизнь там оставаться, где однажды возникло. Родила Европа демократию в нынешнем виде (пока еще привлекательном, но все меньше и меньше), не факт, что она ее не потеряет. Именно по причине отказа от корней, от своей истории, от Христа и Церкви. Но сдержим критику. Мы сами еще те. С нас иконы писать пока сложно. И у нас выборы. У нас шум про валовый продукт, социальную справедливость и свободный рынок. Нам нужно быть умней. Как говорит все тот же Дарендорф, демократические институты можно создать за один — два года. То есть все эти избирательные комитеты, общественные приемные, законы о свободе собраний… Рынок, — говорит, — можно создать лет за 10-15. А вот на создание гражданского общества уйти должно лет 40 (историю Моисея в школе, видно, хорошо выучил). И в основе этого общества должно лежать народное согласие относительно незыблемых и всеми разделяемых моральных ценностей.

На таком консенсусе, как на фундаменте, можно любой дом строить. Выстоит. Так что наши общественные дискуссии не должны избегать темы заповедей. Если «абортам нет», то это ведь «не убий». Если «семье всестороннюю помощь», то это одна из граней заповеди «не прелюбодействуй». И если труженику помощь, а вору — законное возмездие, то это «не укради». 25 лет уже прошло. По Моисеевым книгам и по исчислению Дарендорфа осталось не так уж много. И те новорожденные младенцы, которых мы сегодня крестим, даст Бог, ко времени получения паспорта будут жить в такой России, за которую ни в чем не будет стыдно.

Троянский конь литературы. Цикл «Сила книги». Статья 2-я (13 сентября 2016г.)

Чтобы не затеряться в джунглях

В подростковом возрасте нужно читать о путешествиях, пиратах, приключениях. Фенимор Купер, Жюль Верн, Стивенсон… Какая-то невосполнимая потеря угадывается там, где подросток не зачитывается за полночь, не мечтает над книгой, не представляет себя одним из героев. Потом, когда его обожжет изнутри неукротимо просыпающаяся сила пола, когда он начнет томиться и грустить, ему может не удаться взять в руки томик поэзии или серьезную книгу о той жизни, где не так много приключений, зато много слез и ошибок. А как же не сойти с ума в период созревания без умного шепота хорошей книги? И в зрелом возрасте, не привыкший читать, он не потянется к философии, к религии, к истории. Он просто останется недоразвитым. И только потому, что у него нет навыка того молчаливого собеседования с автором, спрятавшимся в буквах, — навыка, именуемого чтением.