Статьи и проповеди. Часть 10 (29.04.2015 — 02.03.2016)

Был такой святой Нектарий Эгинский, епископ без кафедры. Вечно гонимый святой старец в достоинстве епископа, но без епархии. Он говорил, что есть гордость ума и гордость сердца. Это очень важное замечание. Гордость ума — это сатанинское состояние, при котором у человека нет авторитетов, когда он считает, что он прав, он всё знает. «Не учите меня жить», — как говорила Элочка Щукина (Людоедка). Т.е. у неё тридцать три слова в словаре, но она всё знает. Такой человек говорит: «Пошёл вон! Ты кто такой, чтобы меня учить?» И он не хочет ничего знать и видеть, он уверен, что он всё знает. Это помрачение ума является сатанинским явлением, из которого выхода почти нет, ну разве что человека озарит Бог. А есть гордость сердца. Например, женщина — красивая, и она знает это. Поставь возле неё ещё сорок пять женщин — они не такие красивые. Она оценивает себя, и понимает, что она красивее всех. И мужчины прекрасно это видят, и женщины замечают. Вокруг неё вьются, она знает это и гордится собой: «Я красивая». Это гордость сердца. Она пройдёт, потому что эта женщина постареет, подурнеет, её обманут, по ней протопчутся, ею воспользуются. И она, потеряв те же самые волосы, зубы, глаголы и суффиксы, к старости поймёт, что ее карта ушла, и что она теперь – просто одна из старух, а красота осталась только на фото. Или, например, человек богат. Выиграл джекпот, или вовремя приехал туда, где разделяли большой пирог. Богатство — это случайная вещь. Ведь честным трудом не разбогатеешь. Голодным при честном труде не будешь — сто процентов, ну, а богатым не станешь. Вот человек, например, стал богат, и говорит: «О, это мне недаром». Оно всё переменчиво: богатство как пришло, так и уходит. То же касается и здоровья, красоты, силы, успеха. Такая гордость сердца подвергается смирению через то, что Бог ломает этих кумиров, рушит их, бросает их в пыль. Как говорит премудрый Соломон: «Придет гордость, придет и посрамление; но со смиренными — мудрость». Вот, например, красивый человек — не гордись. Красивому тяжелее живётся, чем некрасивому. Некрасивой девчонке Господь может дать хорошего мужа, а красивая может по рукам ходить до самой старости, и будет никому не нужна, будет без детей, без семьи, как игрушка в мужских руках. А какой-нибудь простой девчушке, может быть, Бог даст и мужа хорошего, который будет любить её, и детей, и всё будет хорошо. Или вот сильный парень. Я помню, ещё во Львове в тюрьму ходил вместе с другими священниками, и там один такой сидел долго, чуть ли не пожизненно. «Я был такой сильный, — говорит, — что мог взять любого за шею, к себе прижать, в одно ухо ему сварочный электрод засунуть, из другого вытащить. Я мог убить любого человека, и мне не было страшно. Вот моего друга обидели — а я мог бы взять, ударить и убить человека. Я уже здесь постарею, в тюрьме, здесь меня и смерть найдёт. Это я уже теперь понял, когда у меня нет ни семьи, ни детей, ни работы — что моя ухарская молодецкая смелость привела меня за решётку на всю жизнь. Если выйду из тюрьмы, то никому не нужным стариком, и что там будет дальше — непонятно». Вот так смиряется гордость сердца. Эти люди могут познать Бога. Кто-то гордился, что он художник или режиссёр, а его потом выбросили изо всех организаций, сказали: «Да не нужен ты никому. Ерунду ты снимал, ерунду писал. До свидания». Он будет долго обижаться, страдать, скорбеть, плакать, пить. Потом протрезвеет, выплачется, покается, признает Бога и, наконец, исправится. Т.е. гордость сердца по Нектарию Эгинскому — это исцелимая вещь, потому что этих идолов Господь крушит. А вот гордость ума — это гораздо более сложно и с большим трудом поддаётся исцелению. Если человек уверовал в свою праведность, в непогрешимость, в святость, то он будет спорить с Самим Богом и не смирится никогда. Нужно это себе заметить. Для современного человека это очень важно, потому что он не терпит авторитетов и не желает смиряться. Я помню, у меня довольно давно был интересный разговор с одним человеком. Он ездил на заработки в Испанию. Не знаю, жив ли, здоров он сегодня. Для меня не было большой проблемой преклонить колени перед Богом. Сколько я себя помню, даже когда я был не очень верующий — вот, скажут мне: «Преклонись перед Богом на колени». — «Да, пожалуйста». Я помню, что и в армии мне не было трудно преклонить колено перед знаменем части. Мне казалось, это очень естественно. Или склонить колени перед могилой близких. И я считаю, что нет ни обиды, ни унижения, в том, чтобы преклонить колени перед тем, что ты считаешь выше себя. И вдруг с большим удивлением обнаружил, что не все так думают. А знаете, как интересно найти ситуацию, когда для тебя что-то понятно, и ты думаешь, что, наверное, все так думают. И вдруг ты встречаешься с человеком, который думает абсолютно противоположно. И то, что для тебя естественно, для него неестественно. И наоборот: что естественно для него, для тебя является извращением. Это очень жёсткий опыт. И вот я помню, повстречался с человеком, который сказал: «Я никогда, ни перед кем на колени не стану. Ни перед матерью, ни перед женой, ни перед могилой предков, ни перед Вечным огнём в честь погибших воинов, ни перед Богом. Никогда, ни перед кем». Думаю: «Что он, дурак что ли? Прости, Господи, его. Что он такое несёт?» Причём мужчина был начитанный, благородный, с правильными понятиями о честности, или защите слабых. Хороший был человек. И вот прошло какое-то время, мы с ним общались как кот с собакой — ругались больше, чем общались, и он мне говорит: «Я понял». Ему, сказал он мне, стоило ужасных усилий склонить колени перед Богом. У него в жизни произошёл ряд серьёзных перемен, испытаний, когда он буквально на негнущихся ногах заставил себя склониться на колени перед Богом и сказать: «Господи, услышь меня и прости меня». И то, что, например, мне давалось очень легко, — я не помню, чтобы мне когда-нибудь тяжело было встать на колени и сказать: «Господи, услышь меня! Я согрешил пред Тобою», — всегда это было естественно и легко. Ему же понадобилось много лет, чтобы однажды в жизни, в эмиграции, вдали от семьи, от любимой женщины, в одиночестве, живущему в другой культуре, замученному тысячью разных проблем — заставить себя склонить колени перед Богом. Не перед начальником. Я против того, чтобы клониться на колени перед начальником, директором ЖЭКа или работодателем. Нельзя унижаться перед людьми, которые недостойны преклонения, но перед Господом он склонился. Это была великая перемена и великая победа для человека.