И он доказывал это своей жизнью. И люди шли к нему, потому что русские люди – может быть, как никто больше среди других христианских народов – сохранили это детское чувство стремления к праведности. Они, как писал Достоевский, понимают, что лично каждый из них далеко не праведен. Каждый говорит: я знаю, что я грешен, что жизнь моя – это сплошной грех. Они знают это, они смиренно признаются в этом – а это уже начало спасения. Но я также знаю, – говорит русский человек через Достоевского, – что в мире есть праведники, которые гораздо лучше меня, и мне нужно знать, что они есть. Когда я знаю, что я в грехе, я должен знать, что есть кто-то, кто не в грехе. Что он есть – и мне нужно хотя бы издалека посмотреть на его избушку, на его келью. Я, может быть, даже не пойду с ним разговаривать, я сочту себя недостойным этого, но я должен посмотреть издалека на него, что есть он, этот русский праведник. Хотя и не обязательно русский – просто праведник. И поэтому мир стоит.
Наличие правды в мире – это настолько же для русского человека сущностно необходимая вещь, как хлеб на столе и вода в кувшине. Если в мире праведников нет, то жизнь теряет всякий смысл – русские люди всю свою историю это очень остро чувствовали. Жизнь оправдывается наличием праведников. Если жизнь – это месиво греха, в котором мы ворочаемся, толчемся, топчемся, то тогда зачем она? Какой смысл? Но если есть праведники в ней, то жизнь имеет смысл, потому что праведник такой же, как мы, – по плоти, по крови, от родителей, от отца и матери, на земле живущий, хлеб жующий, – но он другой. Вот таким праведным человеком был отец Иоанн. Человеком, который не гнушался грешников, который открывал им двери своей кельи, который переписывался с ними гораздо больше, чем встречался, потому что потом уже немощь человеческая одолевала его, и люди получали реальные благословения, реальное помазание Духа, действовавшего через эти скупые строчки, открытки, получаемые ими, написанные рукой келейницы и только подписанные им. Это всё были не шутки, это благословение Божие было через отца Иоанна на множество людей.
Он – один из тех, кто сохранил веру, кто позволил России войти в новый период истории. Отец Севастиан Карагандинский, отец Иоанн (Крестьянкин) или отец Павел (Груздев) и другие праведные люди, кто-то ярче, кто-то в меньшей степени, – так вот, они совершили исход из Египта в Палестину, то есть они совершили некий переход из одной исторической эпохи в другую. Если бы их не было, мы бы не совершили этот переход. У нас бы не строились храмы и не училось бы новое духовенство, не каялись бы те, кто согрешил сильно, и не венчались бы те, кто полюбили друг друга. У нас бы оборвалась связь времен – но она не рвется именно из-за святых.
Конечно, это человек чрезвычайной важности. И как сказал поэт:
«Не говори с тоской: “Их нет”,
Но с благодарностию: “Были”».
Много было сказано разных слов про великих людей…
«Природа-мать! Когда б таких людей
Ты иногда не посылала б миру,
Засохло б древо жизни».
Действительно, если бы Господь не давал нам таких людей – в каждую эпоху в нужном количестве, очень дозированном количестве: их не может быть сто, их может быть десять, может быть пять и даже один, но они должны быть, – если бы их не было, было бы очень печально. Люди бы не захотели жить, если бы в мире исчезла святость.
Мы должны смиряться не потому, что мы слабые, а потому, что Господь сказал: «Научитесь у Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем…» (10 февраля 2016г.)
Протоиерей Андрей Ткачёв отвечает на вопросы радиослушателей. Эфир 29.01.2016
Приветствую вас, дорогие братья и сестры. У микрофона — протоиерей Андрей Ткачёв.
— Позвольте мне поговорить с вами о вещах, которые интересуют всех нас. Я бы хотел поговорить о гордости, и часть нашей передачи употребить на разговор об этом скрывающемся змее. Всё остальное, с чем мы боремся — это его дети — змеёныши.
Верующему и более-менее воцерковлённому человеку не стоит доказывать, что гордость есть корень всех грехов. А вот человеку нецерковному доказывать стоит. Потому что он считает, что гордость — это кодекс чести, это знак того, что ты — не животное, не тварь дрожащая, а право имеешь. И здесь нужно употребить многие ухищрения, чтобы добраться до сознания человека.