Статьи и проповеди. Часть 10 (29.04.2015 — 02.03.2016)

– Можно. Почему нет? Есть очень умные женщины. Хотя, конечно, богословие – это совершенно не женское занятие. Оно требует мужского ума.

Но если у вас талант есть к этому и вас тянет – пожалуйста, занимайтесь.

– Во сколько лет женщине можно думать о монастырской жизни? И стоит ли о ней думать, если ей 30–35, вышла замуж, но детей нет?

– О монастырской жизни невозможно рекомендовать думать или не думать. Выбирая монашество, нужно иметь такое непреодолимое желание к этому, чтобы все препятствия казались смехотворными. Если такой жажды облечься в черное, спогребстись Христу и умереть для мира у вас нет, оставьте мысли о монастыре! Это вам категорически запрещено.

Когда люди идут в монастырь от беды, с рассуждением, что жизнь не сложилась, замуж не взяли, деток нету, ничего хорошего из их монашества не получается. Монашество – это огонь. В этом огне вы будете томиться, пока не обуглитесь и не сгорите.

Самое красивое на земле – это монашество. Самое умное, самое сильное. Но человек, который не готов к монашеству, не имеет права подходить к этой святыне.

Теперь о возрасте… Что такое 35 лет? Вы думаете, что жизнь закончилась в эти годы? Напрасно! Жизнь начнется еще не раз и не два – и в 40 лет, и в 45, а может быть, и в 50. Может быть, Бог приберег вам сладкое счастье на более зрелые годы. Кто знает!

Духовное окормление

– Если девушка или юноша не собирается выбирать монашеский путь, а надеется и молится вступить в брак, стоит ли искать духовного руководства у монашествующих? Или лучше и полезней у белого священства?

– Конечно, лучше бы у белого духовенства, да еще и возрастом постарше. Потому что исповедоваться и брать советы лучше у дедушки. Добрый дедушка с седой бородой, с умными глазами, с лучиками морщинок возле глаз, проживший в три, четыре, пять раз больше, чем ты, слышавший и видевший на этой земле всё, что можно слышать и видеть, ничему уже не удивляющийся, жалеющий тебя и любящий, умеющий молиться, – это лучший человек, которому можно исповедаться. Причем сам семейный, то есть он дедушка не только по возрасту, но и по жизни. Но таких почти что нет. Белые священники – это дезертиры в большинстве своем. Они дезертируют от духовного окормления своей паствы, и людям приходится идти в монастыри и у монашествующих окормляться. Особенно те, которые ревностно хотят жить. Они тянутся к монахам, но это бывает опасно.

Мирянин, окормляющийся у монаха, – это некая двусмысленность. По крайней мере, возможность двусмысленности. На каждом шагу. Если монах молодой, например, то ему вообще не надо знать всё то, что вы ему рассказываете. Вы ему просто мешаете жить. Духовничество – это сострадание, сопереживание: нужно вобрать в себя этого человека, почувствовать его боль, его нужду. Монаху категорически противопоказано вникать в нужду незамужней женщины и вбирать в себя, носиться с ее богатым духовным миром. Категорически противопоказано! А если их, этих женщин, 28 или 145 и все они ему свой богатый духовный мир выворачивают наизнанку, то они просто убивают монаха, они превращают его из монаха в черную головешку. Если монах святой, вопросы сняты: там, где святость, всё снимается. Но святость достигается долго; может быть, разве что к возрасту дедушки быстрее.

А мы все – молодежь. Когда Иаков пришел в Египет, фараон спросил его: «Сколько лет тебе, отец?» «Дни мои, владыка, скудны и малы: всего-навсего 130 лет путешествует по земле раб твой», – был ответ. А что наши 35 лет, 45 лет, 55 лет? Это котячий возраст. Отнимите от него 15–20 лет детства и юности, которые мы вели несознательно, когда мы просто росли телесно, не набираясь духовного опыта. Те года, когда мы жили осознанно, думая, и будет наш возраст. И это очень маленький возраст.

Конечно, к монахам люди будут ходить, потому что, как говорил преподобный Иоанн Лествичник, «свет мирянам инок, свет инокам – ангел». Но тут много чего намешано. Во-первых, монахи очень красивые. К ним интуитивно влечешься, потому что они хороши: у них глаза умные, они какую-то тайну в себе носят, а к таинственности, чистоте и уму естественно влечется человек. Иное дело наш брат, белый священник: нос дулей, живот арбузом… К такому не особо повлечешься. Да и он, собственно, не страдает, если к нему не влечешься. Сколько мы жалуемся друг другу: «Всё никак нет времени ни на кого»…