Стать себе Богом

Жили старики замкнуто, и прошло время, прежде чем выломали дверь. А по беспорядочно разбросанным костям догадались, что мертвецов сожрали голодные твари.

Так смерть превратилась в акт жертвенной любви.

Евстафий хотел было возразить, но вовремя спохватился: Платон ненавидел, когда его перебивали.

«Какая ещё логика? — беленился он, вспоминая университетские мучения. — Истории, как бусы, — их связывает рассказчик, а носит слушатель!» И загадывал

ЗАГАДКУ № 1

Купила раз баба на базаре верёвку сушёных грибов. Вдруг один гриб сорвался со своей виселицы и убежал.

Куда?

Не услышав ответа, Платон предлагал

ЗАГАДКУ № 2

Купе в поезде. Дама с собачкой сидела напротив мужчины с тростью. Вагон резко тормозил, и трость мужчины перелетала на колени женщине. Та выбросила её в окно. А мужчина отправил туда же собачку. Каково же было их удивление, когда на станции их встретила выброшенная с поезда собачка, а в зубах она держала. Трость? А вот и нет, — гриб из первой загадки!

«Быть свободным, — подводил черту Платон, — значит освободиться от логики».

Среди мещерцев он слыл балаболом.

Поднялась квашня — поехала башня! — кричали ему вслед мальчишки.

У семилетнего и семидесятилетнего ничего общего, — ворчал он. — Старики и дети — разные виды гомо сапиенс.

Гомо шляпиенс, — ехидничал Евстафий.

У Платона елозил кадык, и со слюной он глотал обиду.

Аристов стал также известен изречением: «В прошлом нас ждут превращения не менее удивительные, чем в будущем». Он даже открыл в Мещере школу, двери которой встречали запальчивым «Вперёд, в прошлое!». Но однажды услышал, как за спиной перешёптывались.

Из прошлого шубу не сошьёшь, — мямлил один.

Мы варим щи, которые едят другие, — вздыхал другой.

И Платон навесил на рот замок.

Однако с Евстафием его снимал, часами бубня, как пономарь. Его трепотня называлась

ЛЕКЦИЯ

Яркий свет ослепляет так же, как и тьма, пролить свет — всё равно что подпустить тумана. Наши глаза привыкли к тусклой полуправде и серой, невыразительной лжи. Слова обволакивают, как клей, и человек плавает в них, как яйцо в бульоне. Взять мифы, в них оживает прошлое, однако в них же рождается и прошлое, которого не было. Мифы превращают в персонажей, запечатлевая героев, прилепляют чужое прошлое, которое волочится за ними тенью, пока миф бродит по земле. Плоть в них становится словом, чтобы снова обрасти плотью.

Платон был склонен и к пророчествам.

Человек, — спросит Бог, — где твоё прошлое?

Не сторож я прошлому своему, — ответит человек..

И это будет ложь. Ибо прошлое следует за нами,

как нитка за иголкой. На протяжении жизни его

тянут, как шлейф, при этом капля из одного прошлого отличается от капли из другого.

РОЗАНОВ