Стать себе Богом

Иван Лукин, иеромонах:

«Ненавидят любящие, предают преданные». Я вспомнил горящие глаза Пикуды на моей исповеди и понял, что он решил его спровоцировать. Пикуда был уверен, что он легко освободится, оттого и поцеловал. Для него это была игра, а он был вроде Deus ex machina, который выйдет на сцену и всё уладит. Но я подозревал худшее. «Подождите, мы заплатим.» Я хотел пустить шапку по кругу. «Он был один?» — ударил по моей руке старшина. Я растерялся, но тут вперёд выступил Захар Адамов, охранник из супермаркета.

Захар Адамов:

Нет, нет, какой я храбрец! Просто обидно стало — бузили все, а отвечать одному? Меня в армии учили вставать плечом к плечу, да и чем я рисковал — мелкое хулиганство. «Их трое, — думал я, — в случае чего, справимся.» Рядом встал Михаил, трудник из монастыря.

Следователь:

Хотели оказать сопротивление?

Хотел — не хотел, какая разница, сейчас это не важно. Считайте, жаль было стол оставлять, думал, по-хорошему договориться. Но старшина светил ему в лицо фонариком: «Документы?» «Мы за него свидетельствуем.» — встрял я. «Ну, какие у скитальца документы?» — поддержал Михаил.

И тут он сам протянул ладони. Когда щёлкнули наручники, я отступил.

Семён Рыбаков:

Иван Лукин, Матвей Левин, Фома Ребрянский и я провели ночь в отделении, а утром сопровождали его в окружную прокуратуру. Ферапонт Арвилат выглядел заспанным, с торчащим, как у чёрта, клоком волос.

Кто ты?

Человек.

Вижу, не Бог… Дата и место рождения?

Земля, до пришествия времён.

Глаза Арвилата стали задумчивыми:

Призывал к свержению конституционного строя?

Ты говоришь.

Арвилат облегчённо вздохнул.

Денег, конечно, не зарабатываешь?

Зарабатывать деньги и приносить пользу — вещи разные.

Это верно, бывает больше вреда. Я вот отставной военный, а гнию в дыре.

Письмо, которое ты ждёшь, уже отправлено.

Глаза Арвилата сузились.

Ты уверен?

И, не дожидаясь, обратился к старшине:

Я не нахожу на нём вины. Ну, что он натворил? Телевизор разбил? Так я и сам, бывает, экран заплюю. Не знаешь, чего там больше — мерзости или глупости.

Сделав несколько шагов, Арвилат потёр виски.

А от лавочников откупиться всё же придётся. Монастырь средств не выделит? Он же их, по всему видно.

Так нас под стражей вернули в Лавру.

Показания даёт бывший окружной прокурор Фера понт Арвилат (по телефону):

Накануне мне исполнилось пятьдесят, мы крепко выпили, так что я чувствовал себя совершенно разбитым. К тому же я готовился к переводу в Москву и сдавал дела. Но старшина настоял, чтобы я принял задержанного. Не секрет, что в наше время монастыри ломятся от людей, которым нужен не Бог, а психиатр. Все эти несостоявшиеся жёны, истерички-матери, неудавшиеся бизнесмены, спивающиеся художники, смиренницы в платках, кликуши, все шипят, грызутся, осуждают. Любую идею испоганят, из всего сделают моду! И я подумал, что он один из них. Но едва увидев его, определил — мухи не обидит! В его лице было что- то подкупающее, по-детски наивное, и вместе с тем оно светилось мудростью, приходящей с возрастом. Он призывал относиться к жизни, как к величайшему дару, а вы знаете, какие теперь времена — высокое приземляют, осмеивают.

Следователь:

И вы так сразу его раскусили?

Я старый служака, а моя работа развивает проницательность. Проформой я задавал обычные вопросы, а он мне: «Трудно тебе, Арвилат, душно без истины!» «Что есть истина?» — вздохнул я. И увидел в его глазах отклик, точно пароль предъявил.

С этого момента я стал искать пути к его освобождению. Всё портило заявление от банкиров. Голова раскалывалась, и пока я лихорадочно соображал, как ему помочь, у меня крутилась странная фраза: «Хорошо, что человеческие слёзы не горят, иначе бы земля задохнулась от дыма!» Заметив в его свите священника, я направил всех в Лавру..

Иван Лукин, иеромонах:

По дороге в Лавру, пока мы тряслись в милицейском «уазике», он сказал: «Прокурор Арвилат думает, что появился полвека назад, а он, как и все, существовал ещё до пришествия времён». И, наклонившись, прошептал на ухо: «Не бойся, Иван, смерти нет, наши мысли, слова и чувства не исчезают, не уходят в никуда и не берутся из ниоткуда. Они накапливаются, и когда-нибудь психическая энергия превзойдёт физическую, нужда в материи отпадёт, а человечество соединится с Богом.»

Но я ему не поверил, на моих глазах человек превращался в антропоида, цивилизация съедала его, как тля — зелёный лист.

Наступила Пасха, в монастырь со всего света стекались паломники, в храмах, как дети, боящиеся темноты, шептали молитвы, надеясь на воскресение. Настоятелю было не до нас. Но не все ещё принимали меня за изгоя, и я добился аудиенции. Настоятель разговлялся в трапезной, куда со мной пропустили Семёна Рыбакова. Я убеждал взять его под монастырскую опеку:

Он самобытный, безусловно, религиозный мыслитель.

Настоятель промокнул губы салфеткой:

Значит, он нарушил законы не только Божеские, но и человеческие?

Церковь могла бы покрыть ущерб.

С какой стати?

Её авторитет от этого бы только вырос.

У него своя вера! — повысил голос настоятель.

А церковные пожертвования я лучше нищим раздам.