Не дожидаясь совершеннолетия, он в семнадцать лет сбежал из дома и прибавив себе один год, пришёл поступать в академию. Это было в тот год, когда я её окончила и защитилась. Родители потеряв наследника престола, сошли с ума, разыскивая его. Эдхар и Нафис присоединились к поиску, и каково было их удивление, обнаружив парня учащимся на первом курсе нашей академии.
Скандал тогда разразился грандиозный. От разрыва добрососедских отношений нас спасло только то, что мы были совершенно не причастны к афере их сына. А мелкий в категоричной форме отказался покидать академию.
Сейчас девятнадцатилетний адепт второго курса был ещё одной головной болью Намира. Потому как Кинбиэль вбил себе в голову переплюнуть своего кумира, то бишь, Намира, по проказам и выдумкам в академии. Став лидером адептов, он подстрекал их как к баловству, так и показывал пример в учёбе. Глядя на него, адепты тянулись в учёбе, стараясь быть похожими на своего заводилу.
Семейные посиделки продолжались ещё долго, перейдя в танцы. Расходились все далеко за полночь. Кто-то порталом уходил домой, кто-то шёл пешком, а кто-то оставался в поместье…
***
Фаби легко коснулся в поцелуе губ Мэриэль.
— Уходишь? — спросила она заглядывая в лицо мужа.
— Ты же знаешь какое сегодня число, — он нежно заправил выбившуюся из причёски прядку волос ей за ушко.
Тяжело вздохнув, она приняла его выбор. Каждый год Фабиртей в день смерти последнего искусителя уходил на его могилу и возвращался на следующий день. Это стало традицией. Но от этого не менее больно было её сердцу.
Проводив жену до дома, он открыл портал, шагая в темноту ночи. Сегодня он задержался…
Это было то памятное место… На могиле стояла скульптура мужчины с разбитым сердцем в руках и цвели цветы, сменяя друг друга, как времена года.
Как и тогда мужчина сидел спиной к Фаби и смотрел на равнину.
— Ты поздно в этот раз.
— Мы собирались всей семьёй по замечательному поводу, у Алины и Дара будет ребёнок.
Мужчина повернул голову к Фабиртею, вглядываясь в его лицо:
— Я рад за них.
— Спасибо.
Неловкая пауза затягивалась, искуситель, а это был он, жадно смотрел на парня, смущая того своими взглядами. Поёжившись, словно от прохладного воздуха, Фабиртей присел около могилы.
— Мне нравится выбор места и памятника, — начал Нимрайс и замолчал. Потом отвернулся, будто то, что он собирался спросить причиняло ему боль. — Почему ты тогда оставил меня в живых? Я был счастлив, умирая у тебя на руках… Ведь ты никогда не станешь моим… — последние слова он буквально выталкивал из себя.
— Я предал свой Род, оставив тебя в живых, это моя боль на всю жизнь. Мне жить с этим, но с этим можно смириться. А вот убей я тебя тогда, никогда бы не простил себе и не смог бы исправить сделанное. Я не хочу быть убийцей последнего из вашей расы. Я даю тебе шанс исправить всё то, что ты натворил, шанс возродить искусителей и дать им другую мораль и другие ценности в жизни.
— Но ты, ты никогда не будешь со мной… Ты же понимаешь… ты видел… я не хочу женщин после всего… — его голос звучал тихо и надтреснуто, выдавая боль и усталость.
— У меня жена и я люблю её. Я могу быть тебе только другом, — от этих слов Нимрайс дёрнулся словно от удара и сильнее закутался в тёмный плащ. — А женщины… Ты из рода долгоживущих. Пройдёт время и ты встретишь ту, кто воскресит твою душу и заставит петь сердце. Зачем тебе я, человек? Я скоро начну стареть и умру.
— Я люблю тебя… — почти прошептал мужчина.
Фабиртей молчал, любуясь на восход солнца, окрасившего небо в нежные розовые и голубые цвета.
— Когда-нибудь ты придёшь сюда, а меня не будет. Значит меня уже нет в живых, — с лёгкой улыбкой на губах всё же ответил он. — Однажды и ты не придёшь сюда. Это будет означать, что ты встретил ту, кого сможет полюбить твоё измученное сердце.