Стать Медузой (ЛП)

— Для него? — Сфено появилась за сестрой. — Ты хочешь взять ребенка с собой? Нельзя так, Алексиос. Для него там будет в десять раз опаснее. Ты можешь выжить в мире смертных, если вернешься туда, но золотой ребенок сразу выдаст то, кто он.

Ему было плевать, что говорили Горгоны. Он закончил собираться, опустил мешок на шкуры и повернулся к ним.

— Вы хотите, чтобы он был хорошим богом? Тем, кто отрекается от богов, сидящих на ложных тронах на Олимпе?

Они обе молчали.

— А вы предпочли бы оставить его тут, под богами, которые не хотят, чтобы он вырос? — он покачал головой. — Нет. Он идет со мной, как хотела бы Медуза. Он будет жить в мире, где увидит смертных и научится ценить их.

Сестры не могли ответить. Они глядели на него, в глазах были все эмоции. Он склонился и коснулся пальцем щеки малыша.

Они не могли с ним спорить. И они не могли удержать ребенка сами. Все взрослые тут знали, что в пещере ему будет одиноко, без людей, и постоянно будет оставаться угроза, что кто-то захочет убить их или его.

Алексиос хотя бы мог дать ребенку шанс. Он мог показать ему мир смертными глазами, надеясь, что это убедит будущего бога, что смертные стоили его сострадания.

Сфено вздохнула и коснулась ладонью лба.

— Ты прав, Алексиос. Мы знаем это. Мы просто не думали, что так скоро будем прощаться.

Он мог дать им больше времени. Должен был.

Он кивнул.

— Тогда еще месяц. Посмотрим, как он растет, вместе, а потом я отыщу Афину.

— И мы убедимся, что ты готов, — пообещала Сфено. — Спасибо, что дал нам больше времени с нашим любимым племянником.

Он не думал, что месяца хватит. И какая-то сила давила на его плечи, просила его спешить.

Медуза еще нуждалась в нем. Он ощущал это.

ГЛАВА 33

Их прощание было ужасным, хотя он должен был понять, что будет тяжело покинуть Горгон. Часть него все еще связывала их с Медузой, и прощаться с ними было как снова терять Медузу.

Он все равно знал, что должен был сделать это. Был лишь один путь.

Он поправил ремешки сумки и посмотрел на гору, где жили боги. Олимп. Он не думал, что попытается забраться на эту гору.

Хотя, когда он стоял у подножия горы перед подъемом, она казалась не такой и высокой. Он будет почти весь день идти к вершине, но он видел ее с места, где стоял.

Алексиос нахмурился.

— Это отличается от мифов, — буркнул он.

Все говорили, что вершину горы Олимп скрывали облака. Что они скрывали богов от глаз смертных. Никто не должен был подняться на вершину, ведь боги убьют даже за попытку.

Но Алексиос поднимался уже час, и никто его не остановил. Он стал сомневаться, что боги знали, что он был тут.

Хрисаор болтал на его спине. Малыш обожал быть на солнце. Его кожа блестела как металл, и он тянулся к лучам каждый раз, когда они двигались. Было мило смотреть на это, но он еще больше переживал от этого, что брал ребенка в реальный мир с собой.

Он подвинул сумку, малыш подпрыгнул. Ребенок засмеялся, тревога в его груди стала слабее.

— Ты прав, мальчик мой, Хрис, — Алексиос глубоко вдохнул и взял себя в руки. — Все пройдет хорошо. Мы будем взбираться весь день, встретимся с Афиной. Она нас послушает. Я уверен.

Хотя уверенность было ложной, и слова звучали слабо. Даже для него.

Он поднимался на солнце весь день, останавливался лишь попить из фляги и накормить мальчика козьим молоком. Хрис был уже слишком большим для молока за месяц, пока они жили с Горгонами.

Мальчик не был обычным. Алексиос смотрел удивленно, как Хрис рос в десять раз быстрее обычного малыша. Он после месяца выглядел как ребенок полутора лет. Он поднимал голову, почти научился ходить, и он все чаще лепетал на детском языке. Еще месяц, и он будет как трехлетний, начнет говорить, а глаза потемнеют от времени.

Но пока что, хоть ребенок стал большим, Алексиос нес его в сумке, чтобы подняться на гору Олимп. Он проверил ремешки и рассмеялся от покачивающихся ног мальчика.

Наступит день, когда он будет серьезно смотреть на Хрисаора. Когда ребенок перестанет быть малышом, станет опаснее. Малыш всегда был богом, и однажды ему придется признать, что Хрисаор был вне его понимания.

Этот день был не сегодня. Хрисаор был малышом, у него было ограниченное понимание чудесного мира перед ним. И он хотел испытать все, пока не стал богом.

Алексиос упер кулаки в бока и смотрел на долгий путь вверх. Он мог выдержать подъем после труда на корабле. Но было не так и сложно. Почему смертные не пытались подняться на эту гору?

Солнце садилось, когда он добрался до вершины. Небо было красным, золотым и розовым. Оно бросало зловещие тени на вершину, которая, к его ужасу, была пустой.

Его не ждал храм. Не было домов богов, как говорили Горгоны. Он стоял на вершине, но казалось, что это был лишь один из пиков гряды.

Это был неправильно. Это была гора Олимп. Он знал это. Море все еще пахло солью, солнце оставалось на горизонте, хотя уже скрывалось, но это был тот же горизонт, который он видел весь день.

И подъем был не таким и сложным.

Что это была за магия? Боги играли с ним, заставили взбираться сюда, чтобы его ничто тут не ждало?