Стать японцем

Как это ни странно, большая роль в этом деле принадлежала гейшам. Тем самым гейшам, статус которых в прежней Японии невозможно охарактеризовать как высокий. Довольно многие государственные деятели периода Мэйдзи были женаты именно на гейшах (Ито Хиробуми, Кидо Такаёси) или же имели с кем-то из них прочную и известную всем связь (Кацура Таро и многие другие). И дело не только в их «красоте». Этим государственным деятелям нового типа были надобны женщины, которые умели бы поддерживать социальные и светские контакты. А лучше гейш никто не умел играть эту роль — «обычная» японка не привыкла показываться на людях. Гейша же могла быть гейшей только будучи одета по-японски.

В фактическом отказе от европейского вечернего платья сыграло свою роль и следующее обстоятельство. Японцы считали европейские декольтированные платья «неприличными». Санкт-Петербургская газета «Голос» писала в 1867 г., что если японские мужчины постепенно переходят на европейскую одежду, то «японские дамы не дошли еще до подобного прогресса. Несмотря на свои, заведомо всем легкие нравы, они до сих пор не решаются еще оголять по-европейски своих прелестей, и никак не могут взять в толк, что женщине, желающей быть одетой как можно нарядней, следует быть раздетой до пояса. Они находят это неприличным, что доказывает, конечно, их необразованность»⁵⁴. Простолюдины не стеснялись своей наготы в публичных банях, женщины кормили грудью младенцев прямо на улицах, но обнаженная шея считалась вызывающим знаком сексуальности — кимоно с открытой сзади шеей было атрибутом гейш и проституток.

Ношение европейского платья давалось японкам с трудом. Они чувствовали себя в нем неловко, ношение корсета стесняло дыхание. Многие европейцы также находили пил японок, облачившихся в европейское платье, весьма «несете ственным». Доктору Бельцу они напоминали «скованных', и будто бы неживых «кукол». Отсутствие привычки к поя вне

нию на людях и социальному общению, безусловно, усиливало это впечатление. Поэтому Бельц откровенно радовался, когда среди представительниц высшего света мода на европейское платье пошла на убыль⁵⁵.

В любом случае, японский мужчина и японская женщина были одеты принципиально по-разному, что вызывало немалое удивление европейцев. В популярной книге, изданной в Москве в 1899 г., отмечалось: «Вот у одного магазина остановилась пара: муж и жена. Он выглядит важным господином, одетым по последней моде; на нем все изящное, модное: и пальто, и галстук, и белоснежная крахмальная рубашка, и лакированные ботинки. И в голову не придет, что это — житель Азии. Между тем, его жена совсем не то. В своем “киримоне”, или халате, с легкими деревянными “гета” на ногах, с бровями, сбритыми догола, и зубами, выкрашенными черною краской, она — настоящая японка»⁵⁶.

И перед мужским, и перед женским телом ставились задачи государственной важности. От женщины прежде всего требовалось, чтобы она была «хорошей женой и мудрой матерью». В соответствии с этим лозунгом первоочередным предназначением женского тела объявлялось рождение здорового потомства, которое будет способно приблизиться по своим телесным параметрам к европейцам. При этом потомства должно было быть возможно больше — в соревновании (соперничестве) с Западом люди (их тела) рассматривались как важнейший ресурс. Утверждалось, что обладательницы «слабого» и «больного» тела наносят вред не только себе — они доставляют беспокойство окружающим и — что еще хуже — делают страну бедной и слабой⁵⁷. Таким образом, в лучших традициях конфуцианского подхода к телу, оно не считалось «собственностью» самой женщины — его предназначением было служение чему-то большему. Но если раньше объектом служения выступали сначала родители, а после замужества — муж с его родителями, то теперь к ним прибавилась вся страна, символом которой выступал император.

Основанное в 1884 г. «Частное гигиеническое общество великой Японии» выдвинуло новый идеал женской красоты, вступавший в противоречие с прежним представлением о сексопильной и нефертильной красавице (образцом для которой являлись гейши и проститутки) — анемичной и субтильной, обладающей «ивовым станом». «Общество» же пропагандировало «развитые мускулы, большой зад, толстую жировую прослойку»⁵⁸, то есть «крестьянскую» конституцию, приспособленную для физической работы и деторождения. На лекции, прочитанной им в том же 1884 г., доктор Бельц тоже критиковал японский идеал женской телесной красоты, для которой свойственна худоба и изогнутая спина. Такая женщина — нездоровая мать, а чтобы дети были здоровыми, родители должны быть здоровыми. Немецкий врач продолжал: в Европе детская смертность у аристократов ниже, чем у простолюдинов, в Японии — наоборот, поскольку аристократки не выкармливают младенцев молоком, мало находятся на воздухе, мало двигаются. Следует не таскать детей на спине, а выпускать их бегать на улицу. И тогда японцы станут такими же сильными, как европейцы⁵⁹.