Стать японцем

Письменность европейцев тоже казалась ужасной. При ее виде одному автору приходила в голову вереница гусей в небе, другой — Синоноя Тоин (1810—1867) — находил, что общие очертания букв напоминают змей или комаров; их прямые линии похожи на собачьи клыки, округлые линии

После того как Хвостов и Давыдов в 1806—1807 гг. напали на поселения на Сахалине и Курильских островах и сожгли их, сёгунат проникся к России стойкой неприязнью и недоверием. Несмотря на то что впоследствии русские упорно убеждали японских чиновников, что Хвостов с Давыдовым действовали без приказания российского правительства (что было, похоже, чистой правдой), им не верили, поскольку японские чиновники исходили из убеждения, что офицер на службе государя не может действовать без инструкции и по своему произволу. Впрочем, такое государство, в котором военные могут своевольничать таким образом, тоже не прибавляло уважения и доверия.

В 1853 г. в заливе возле Эдо появилась американская флотилия коммодора Перри, которая потребовала открытия японских портов для торговли. На изображениях американского коммодора Перри, которому первому из европейцев удалось подписать с правительством сёгуната договор о дружбе, он и его подчиненные предстают в виде чудовищ, воинственные намерения которых не вызывают сомнения. Алые и толстые губы, оскаленные зубы, длиннющие носы и волосяной покров на лице свидетельствуют о звериной (варварской) природе этих существ. Таковы были американцы в Японии, но и в своей стране они производили впечатление не намного лучше.

Японцы впервые подробно познакомились с американцами на их родине в 1860 г., когда туда была отправлена официальная миссия сёгуната. Главной «претензией» к американцам с японской стороны явилось то, что те не соблюдают правил церемониально-телесного поведения, направленных на поддержание социальной и гендерной иерархии. Все американцы одевались одинаково, и даже президент не выделялся своим костюмом. Американцы разговаривали между собой в присутствии более высокопоставленного человека (в Японии при появлении такого лица в помещении воцарялась мертвая тишина). Американцы не простирались ниц перед человеком более высокого положения — им было достаточно приподнять шляпу. Они лезли к членам посольства со своими «потными» рукопожатиями. Шумный прием, который устроил мэр Сан-Франциско, напоминал не чинную церемонию

серьезных государственных мужей, а заурядную пьянку в дрянной забегаловке Эдо. А заседание конгресса было больше всего похоже не на собрание уважающих себя людей, а на рыбный базар. Мужчины целовали женщинам руки, жены не семенили вслед за мужьями, а шли вровень. В частных домах женщины сидя развлекали японских гостей, а хозяин находился в постоянном движении, входил и выходил, отдавая распоряжения слугам. Уморительные танцы, при которых мужчина и женщина касаются (находятся в объятиях) друг друга, нарушали представления о необходимости соблюдать гендерную дистанцию и вызывали смех своей нелепостью. Японским представлениям о социальном порядке соответствовало, пожалуй, только положение негров.

«Демократическая» Америка, разумеется, являла собой крайний пример «неправильного» понимания социальных ролей и отсутствия почтительности. Но и в других европейских странах дело все равно обстояло похожим образом. Попавшие в Петербург японские моряки после осмотра конного памятника Петру I с нескрываемым удивлением и осуждением отмечали: «Гуляющие, проходя мимо, смотрят на него, не замечая, даже не сгибают поясницу»¹²². Из этого следовал непреложный вывод: европейцы не уважают старших в той степени, как это следует, а ведь социальная недифференциро-ванность, закрепленная на уровне телесного поведения, есть главный показатель хаоса и варварства.

В период Токугава отношение японцев к современным китайцам было в целом тоже отрицательным. Такому отношению способствовало крушение Минской династии (1644 г.) и приход к власти маньчжурской династии Цинов, которую японцы не считали китайской, т. е. это государство не расценивалось японцами как «цивилизованное». Япония не имела (и не желала иметь) с ним официальных отношений и опасалась агрессии со стороны «диких» маньчжурских племен.