В своих насмешках над европейской медициной врачи японские тоже не оставались в долгу. Европейские врачи открывали все новые и новые болезни, что вызвало издевательскую реакцию известного врача Сугита Гэмпаку (1733—1817), утверждавшего: новые названия (или изобретения) болезней служат лишь цели успокоения пациентов и не помогают в прояснении истинных причин болезней и их лечении110. Способы диагностики и терапии, используемые японскими врачами, не претерпевали существенных изменений, что служило доказательством их древности, т. е. «правильности». Критике подвергалось и применение европейскими медиками микроскопа — и тоже исходя из комплексного подхода: европейцы увлекаются мелочами, не видя всего тела. Патриотически настроенные врачи также утверждали, что европейская медицина не учитывает климатических условий Японии и своеобразия тела японца111.
В Японии того времени отсутствовала твердая уверенность в том, что устройство человеческого организма одинаково повсюду. Японские врачи учились по китайским книгам. Когда же им впервые пришлось присутствовать при вскрытии трупа (первое вскрытие датируется 1771 г.) и они убедились, что внутренности человека не соответствуют китайским описаниям, они не нашли ничего лучше, как сделать вывод о том, что тело японца и китайца отличаются друг от друга112. Впоследствии это убеждение было, разумеется, отброшено, но ход мысли заслуживает внимания культуролога.
Несмотря на развитые медицинские и гигиенические представления, традиционная медицина, естественно, была способна совладать далеко не со всеми болезнями. Детская смертность была достаточно высокой (оценивается в 20—25 процентов в возрасте до одного года). Поскольку в качестве удобрения повсеместно использовались фекалии, пораженность глистами и иными паразитами имела широчайшее распространение. Направляясь в Эдо на аудиенцию, голландцы неизменно закрывали окошки своих паланкинов, когда путь проходил через деревню — настолько нестерпимым было зловоние из отхожих мест, которые всегда располагались вдоль дороги (чтобы фекалии было легче вывозить на поля)113. Несмотря на частое мытье (европейцы находили воду, в которой купались японцы, нестерпимо горячей), в условиях отсутствия мыла (вместо него употреблялись рисовые отруби) диарея и дизентерия имели повсеместное распространение. Точно так же, как корь и оспа. Неудивительно, что при разветвленной системе публичных домов венерические заболевания тоже имели широкое хождение. Европейцы отмечали, что у многих японцев слезятся глаза, поскольку их дома обогревались «по-черному». Это приводило и к росту легочных заболеваний.
Впрочем, ситуация в Европе была тоже далеко не идеальной. Несмотря на мнение европейских врачей об отсталости японской медицины, следует помнить, что продолжительность жизни в Японии находилась на европейском уровне и составляла около 40 лет. Но и мнение японцев о слишком короткой жизни европейцев было тоже безосновательным. Другое дело, что количество долгожителей в Японии явно превышало европейские показатели. Эта тема, безусловно, заслуживает более тщательного'’изучения, но даже приводимые в тексте этой книги даты рождения и смерти тех или иных деятелей подталкивают к этой мысли. Несмотря на упреки в некомпетентности европейских докторов, следует помнить, что европейская медицина все-таки получила в Японии определенное развитие — большее, чем любая из других западных наук. И это не случайно, потому что общество эпохи Токугава придавало огромную значимость проблеме здоровья и продолжительности жизни.
Тело иноземца: всё не так
Япония жила в условиях автаркии. Количество японцев, которые хотя бы один раз в жизни видели иностранца, было крайне незначительным. В такой среде с легкостью получали распространение неадекватные представления как о загранице, так и о самой Японии и ее обитателях. В этих представлениях телу принадлежала немаловажная роль.
Поначалу, в середине XVI в., европейцев принимали в Японии хорошо, но они все равно считались варварами. Поскольку их корабли прибывали в Японию с юга, их квалифицировали как «южных варваров»