Мы хотим, чтобы искусство гарантировало нам, что нас не дурачат и не обдирают, что нам ничего не втюхивают, не проституируют нас и ничего нам не продают, то есть что мы не настраиваемся. Но именно этого искусство и не может сделать. Теория искусства в Новое время обычно стремилась отличать искусство от одурачивания, продажи или обдираловки, а также от опасного статуса «объекта»; в результате искусство ограничивается узким регионом опыта, чрезвычайно выхолощенного в силу своей усложненности, то есть опытом, который, будучи чище любой бело-кубической чистоты филистера, покупателя и собственника, развешан по белым стенам, но выше всего того, что отдает грубым консюмеризмом.
Как заметит любой, кто хоть немного знаком с индустрией искусства с ее высокими ставками и высокими ценами, это воздержание (и воздержание от воздержания) является не чем иным, как высшим уровнем потребительского пространства: рефлексивным, «романтическим» модусом богемного консюмеризма, которым все мы захвачены. Вспомните, как все мы любим говорить, что больше не следим за модой и вместо этого выбираем собственный стиль. Один стиль может быть в таком случае выборкой из какого-то чужого стиля, и может казаться, что вы парите над всеми остальными, над дурачками, попавшими в ловушку консюмеризма. Однако перформанс, который мы могли бы назвать «Я не консюмерист», является как раз высшим консюмеристским перформансом. О’Догерти не по душе то, что он считает абстрагирующим, овеществляющим «Глазом», создаваемым самим пространством белого куба. Но еще меньше он выносит бедного телесного «Зрителя», комичное униженное тело, которое Глаз тащит по галерее[64]. О’Догерти говорит, что в силу самого способа устройства художественных галерей мы передвигаемся по ним пассивно, наблюдая за самими собой с абстрактной дистанции. А пассивность плоха, поскольку быть пассивным — значит быть объектом, то есть не субъектом. Не дай бог стать объектом, не дай бог быть пассивным, ведь это хуже смерти.
Настраивание — это ощущение власти объекта надо мной: меня затягивает его лучом в орбиту объекта. И в то же время нам говорят, что манипулировать нами нельзя. Мы пишем такие статьи, как «Внутри белого куба», о том, что пространства белого куба неизбежно всех нас соблазняют — за исключением, конечно, меня, автора статьи о белом кубе, и вас, умудренного читателя, к которому статья обращается, поднимая над всеми остальными и вознося за пределы бренного животного тела и абъектного мира объектов — как неоплатоническую душу, трансцендирующую тело. «Повинуйся своей жажде» (реклама прохладительного напитка Sprite в 1990-е годы) на меня не действует. Каждый одурачен объективацией, но не я, не тот, кто пишет предложение «Каждый одурачен объективацией». Все предложения идеологические, за исключением предложения «Все предложения идеологические». Вам понятно, как это работает?
Модус критики — это модус удовольствия от неудовольствия, садистская чистота умывания рук, освобождающего от преступного соблазна, словно бы расстраивание (detuning) означало выход из пространства настраивания, тогда как на самом деле происходит нечто совершенно другое — перенастройка (retuning). В логике подобного режима самое плохое, что только может случиться, — китч, который можно начать делать или которому можно начать радоваться. К счастью, дети никогда о таких вещах не слышали. Мой сын Саймон говорит мне, что, если свести глаза в кучку и посмотреть на картину Ротко, красные линии начнут вибрировать и поплывут к вам, и вы почувствуете тошноту и головокружение, причем это возбуждающие и в каком-то странном смысле приятные ощущения, как от вращения в кресле на колесиках. Судя по всему, картины — не просто товары, которым место в витрине. Видимо, они все-таки как-то выходят за пределы настроенной на человека «потребительской стоимости». С точки зрения О’Догерти, лучший вид искусства, который он называет постмодернистским, — это бесконечная беседа между субъектами (людьми) о том, чем могло бы быть хорошее искусство, словно бы настраивание не было частью выступления оркестра, что является мифом, который развеивается уже на первых секундах альбома «Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band»[65]. Позволить себе на самом деле наслаждаться вещью — вот от чего с удовольствием отказываются. И даже шестилетнему ребенку ясно, что Ротко пытается взорвать вам мозг.