Стать экологичным

Когда вы сталкиваетесь с опытом красоты, он не относится ни к чему определенному. Если бы речь на самом деле шла о тарелке супа, вам могло бы захотеться его съесть. Тогда вы бы знали, в чем тут дело: всё дело в «будущем вас», в будущем с приятно набитым животом. В определенном смысле вам было бы известно будущее такой-то вещи, такого-то объекта, то есть тарелки супа. Но поскольку суп красоты не предназначен для еды, поскольку это просто мистическое, слегка телепатическое слияние разумов между мной и чем-то, что мной не является, будущее вам неизвестно. В способ получения доступа к вещи, которую вы считаете красивой, встроено некое странное качество «еще-не». А раз красота, с моей точки зрения, в чем-то схожа с обладанием данными, но данные при этом указывают лишь на самих себя, я просто испытываю в опыте саму данность данных, того, что дано. Я испытываю в опыте то, в каком смысле данные не указывают на вещи напрямую. Не потому ли нужны ученые? Ведь они выясняют закономерности в данных, указывающие на вещи. Вот почему наука является статистической. И по той же самой причине высказывание «Люди — это причина глобального потепления» на самом деле радикально отличается от тезиса «Бог сотворил Землю за семь дней». Вам не нужно безоговорочно верить в первое высказывание. Вы можете просто признать, что оно практически наверняка соответствует истине. Вы можете быть правы на девяносто восемь процентов, и это лучше, чем грозить мне пытками, пока я не признаю то, что вы абсолютно правы, раз у вас нет другого способа быть правым, кроме как колотить меня, пока я не соглашусь.

Я также ощущаю нечто волшебное и таинственное в самом себе, когда у меня случается опыт красоты. Лед — своего рода ящик Пандоры, в который запрятана бесконечность. То же относится и ко мне. Опять какое-то «ощущение рта». Я ощущаю текстуру когнитивного, эмоционального или какого-то иного феномена. Я испытываю в своем опыте ощущение мысли, или, говоря точнее, — поскольку я не могу сказать, в чем дело, в чувстве или же в мышлении, но знаю, что это реально и что это происходит, — я, получается, испытываю ощущение истины. Словно бы я мог как по волшебству оглядеть уголки своей души и посмотреть на ту часть самого себя, которая, собственно, и обладает мыслями, тогда как в обычном случае, если я пытаюсь сделать это, я обнаруживаю просто еще одну мысль. Я не могу увидеть весь мой феноменологический стиль, полный способ моего собственного явления в один прием, поскольку тотальное событие, которое зовется «мной», доступно только проблесками. Некоторые зовут вещь, которая вечно исчезает за углом, сознанием, Кант именует ее трансцендентальным субъектом, однако, как мы уже поняли, нет особых причин держаться за эти понятия.

Каким-то волшебным образом я вижу невидимые аспекты вещи, включая и вещь по имени Тимоти Мортон. Я постигаю непостижимость вещи. Точно так же можно сказать, что я вижу будущее, но не предсказуемое будущее, а непредсказуемое. Я вижу возможность иметь будущее как таковое: я вижу будущность (futurality)[36].

«Ледяные часы», сделанные из глыб льда, были собраны Элиассоном рядом с парижским Пантеоном для того, чтобы вы могли понять: будущее — вовсе не контейнер для льдины. Оно исходит непосредственно из самой глыбы льда, то есть льдина сама создает будущее. Лед — это и правда часы. Но не часы, заведенные людьми. И даже более того, он — своего рода структура времени, структура темпоральности. Он задает трехмерные координаты прошлого и будущего. И это парадокс. Будущность — не какой-то серый туман, который был бы одинаковым и для льдины, и для протона, разогнанного где-то под Женевой. Разные объекты — разные будущности. Невыразимость или непостижимость могут существовать в самых разных видах. Всё это кажется парадоксальным лишь потому, что мы привыкли ко времени и пространству, напоминающим контейнеры, в которых сидят вещи, куда мы их укладываем и где пытаемся их удержать (и неважно, является наша попытка иллюзорной или нет). Для Канта и его последователей, в свою очередь, время есть нечто полагаемое, оно представляет собой часть эстетического опыта: время расположено перед вещами онтологически — это не океан, в котором они плавают, а своеобразная жидкость, вытекающая из вещи.